Ступени из пепла | страница 67



Думать не хотелось. Жить — тоже.

— Говори, Май, — Тигрица не открывала глаз. — Говори что-нибудь.

— Как она?

— Жива. Этот… ублюдок… — впервые слышу от Реа бранное слово, — не знает, что нертфеллин не растворяется в физиологическом растворе. К счастью для Лас, он ещё и легче воды. Такой, знаешь, белый невесомый порошок. Очень приятно пахнет, яблоками. Капельницу успели заменить.

Я снова сглотнула. Комок поднялся к горлу. Тигрица открыла глаза, уселась вертикально и положила ладонь поверх моей.

— Говори, Май, не молчи.

— Дени… как он умер?

— Плохо, — Саванти опустил голову. — Я пришёл, когда ему оставалась минута, не больше. Он уже ничего не видел. Лежал в луже крови. Едва мог говорить. Не сразу понял, кто я.

— Что он сказал?

Саванти метнул взгляд в глаза Реа. Та кивнула, встала из-за стола.

— Тигра… останься, пожалуйста.

— Хорошо, котёнок.

— Дени сказал, что сделал что-то ужасное, но не знает — что и зачем, — голос Хлыста стал деревянным. — Просил отыскать тебя… отдать его записку. И вот это.

На столе передо мной появился смятый лист бумаги. Я спрятала его, не читая. Не смогу. Сейчас — не смогу. Рядом лёг «морской конёк». Не мой, его. Весь в крови. Спрятала в тот же карман.

— Последние слова я почти не разобрал, они звучали очень странно. Он сказал что-то вроде… «она сделала это правдой».

Я закрыла глаза. Май, не надо! Не делай этого! Сделала это правдой…

— Говори, Май, прошу.

— Что теперь?

— Приехал лично Генеральный Прокурор Союза. Та ещё сволочь, — что-то и Саванти перестал сдерживаться. — Сегодня, ручаюсь, будет десять признавшихся преступников, а завтра собаки в яме обожрутся до смерти. Он это любит.

— Мне надо уехать, — глухо отозвалась я. — Я приношу только несчастья.

— «Жуки» уже оцепили всё здание, — терпеливо пояснил Саванти. — Ты, как и другие свидетели преступления, будешь допрошена. К тому же…

Он взглянул на Реа. Та помедлила и продолжила за него, закрыв глаза ладонью.

— Кто-то уже сообщил родителям Лас об истории с наркотиком. Документ не был оглашён, но, как я слышала, её лишили всего. Титула, доходов, имущества, имени. Наверняка выгонят из Университета. Возможно, выставят прямо с больничной койки.

Я сидела, пытаясь унять дрожь.

— Она пока не знает, что у неё не осталось ничего и никого, — голос Реа также стал сухим и ломким. — У неё осталась только ты. Больше ей помочь некому. В комнате Лас нашли ампулу с наркотиком, с её отпечатками пальцев. Достаточно для обвинительного приговора. Но Генеральный, конечно, смилостивится.