— Пока, кажется, у Алека и Алонсо не появилось серьезных соперников, — поддразнила ее как-то Энн.
— Нет, — согласилась Фил. — Я пишу им обоим каждую неделю и рассказываю обо всех своих редмонд-ских обожателях. Они, наверное, страшно веселятся, читая мои письма. Но тот, который мне нравится больше всех, не про меня. Джильберт Блайт вообще не замечает моего существования, а если замечает, то смотрит на меня как на котенка, которого он не прочь погладить. И я знаю, кому я этим обязана. Мне следовало бы на тебя сердиться, Энн, а я вместо этого тебя обожаю и страдаю, когда не вижу тебя. Ты не похожа ни на одну из моих знакомых девушек. Когда ты бросаешь на меня укоризненный взгляд, я сознаю, какая я легкомысленная пустышка, и мне хочется стать лучше и мудрее. Я даю себе клятву исправиться, но стоит мне увидеть симпатичного парня, как все благие намерения вылетают у меня из головы. Правда, у нас в Редмонде замечательно? Даже смешно думать, что в первый день мне хотелось сбежать домой. Если бы я сбежала, я не познакомилась бы с вами. Энн, пожалуйста, скажи мне, что ты ко мне все Равно хорошо относишься. Мне так хочется это услышать!
— Я к тебе очень хорошо отношусь и считаю, что ты очаровательный, пушистый, веселый, добрый… котенок, — со смехом сказала Энн, — но мне совершенно непонятно, когда ты успеваешь заниматься?
Каким-то образом Фил умудрялась находить время для учебы, поскольку по всем предметам была на хорошем счету. Даже сердитый старый профессор математики, который считал, что женщинам нечего делать в высшем учебном заведении, ни разу не сумел поставить ей плохую оценку. Фил была первой по всем предметам, кроме английской литературы, где первенство прочно держала Энн Ширли.
Энн же занятия на первом курсе казались очень легкими — в значительной мере благодаря тому, что за два года в Эвонли они с Джильбертом основательно прошли подготовительный университетский курс. У нее оставалось достаточно времени для того, чтобы наслаждаться жизнью студенческого братства. Но все равно самыми счастливыми событиями в ее жизни были письма из дома. Только получив из Эвонли первые письма, она наконец подумала, что, пожалуй, сможет привыкнуть к жизни в Кингспорте и даже полюбить университет. До этого ей казалось, что ее отделяют от дома тысячи миль; письма приблизили его и тесно связали старую жизнь с новой. Первая пачка состояла из шести писем — от Джейн Эндрюс, Руби Джиллис, Дианы Барри, Мариллы, миссис Линд и Дэви. Письмо Джейн было написано каллиграфическим почерком, без единой помарки и не содержало ничего интересного. Она ни слова не написала о том, что делается в школе, хотя Энн так интересовалась этим, и не ответила ни на один ее вопрос. Зато она сообщила, сколько ярдов кружев сплела за это время, какая в Эвонли стоит погода и какого фасона она собирается шить новое платье. Руби Джиллис в своем письме пылко оплакивала отсутствие Энн, заверяла, что им всем ее ужасно не хватает, спрашивала, каковы мальчики в Редмонде, и остальные две трети письма посвятила описанию того, как ее донимают бесчисленные обожатели. Письмо было глупым, но безобидным, и Энн посмеялась бы над ним, если бы не постскриптум: «Судя по письмам Джильберта, ему нравится в Редмонде. А вот Чарли как будто разочарован».
