Улицы гнева | страница 5



Они спустились в котельную. Федор Сазонович нащупал скамейку у котла.

— Садись, Бреус, слушай беду...

Молодой человек долго молчал, пораженный вестью об аресте Харченко. Он знал этого замдиректора: нередко сталкивались по службе. Харченко плохо понимал требования профсоюза по части охраны труда и техники безопасности. Заелся на своем руководящем посту. И вообще этого Харченко...

— Что — Харченко?

— Да так, ничего...

Бреус примолк. Иванченко, выходит, безоговорочно доверяет тому замдиректора. А вот у него — сомнения. В свое время исключался за связь с врагами народа, а в последние годы стал барином, плохо понимал рабочих, оторвался. В кабинете баллон с газировкой на льду, папиросы самой лучшей марки. Вообще...

— Может, обознались, не Харченко это? Он же хвалился, что опытный партизан. С чего бы ему провалиться? Может, сам...

— Скоро самому себе верить не станешь, — с горечью сказал Иванченко. Холодок пробежал между ними. — А ты что видел? — явно смягчился Федор Сазонович. — Может, твои новости повеселее моих...

Бреус и в самом деле был набит новостями. В отличие от Федора Сазоновича, он целыми днями рыскал по городу, присматривался и прислушивался ко всему. Немецкие войска переполнили город. На Железной улице стоит итальянская часть. Офицеры в фетровых шляпках — тирольками зовутся — со всякими значками на полях. Уже объявилась городская управа, председателем — некий Петря, бывший бухгалтер из «Заготзерна». Открылась биржа труда. Расклеен приказ о немедленной сдаче оружия. Найдут — расстрел. Инженер Стремовский, что работал в горсовете, пересел в горуправу и даже стола не поменял. В редакции верстают новую газету. Редактором назначен бывший сотрудник «Социалистических полей». Оказывается, как это ни больно, немало предателей вскормила наша земля. Теперь повылезали из щелей, гады!

— Какой-то итальяшка взобрался на пьедестал и строил рожи перед фотографом. Хотел снять его — спасибо Татьянке, удержала.

— Кто такая? — спросил Федор Сазоновпч — Жена?

— Нет... — Бреус улыбнулся в темноте. — Осталась, когда узнала, что и я того... Наша, заводская.

— И живешь у нее?

— У нее. — Бреус, плохо скрывая неловкость, добавил: — Никак не могу привыкнуть к своей новой фамилии: Кибкало. Надо уметь такую фамилию придумать.

— Твоя настоящая, по совести говоря, тоже на подозрения может навести.

— Знаю! — Бреус не удивился: многие принимали его фамилию за иностранную. — Самая что ни есть казацкая: «брей ус» — прозвище. А потом и пошло: Бреус да Бреус.