Улицы гнева | страница 37
Возле полиции толпились люди. «Не обманул Лахно. Идет набор».
— На службу? — спросил Рудой у одного из тех, кто, покуривая, подпирал стену.
— На службу.
— А кого принимают?
— Кто совесть потерял.
Рудой изучающе посмотрел на говорившего.
— Чего смотришь? Иди записывайся.
— А ты? — спросил Рудой.
— То мое дело.
— Ну так и меня не посылай. — А сам вдруг подумал, что было бы вовсе не дурно затесаться в полицию и уже там, в самом, так сказать, логове...
— Паспорт есть? — спросил молодой полицай, когда Рудой протиснулся к самому крыльцу.
— Еще не получил.
— Проваливай. Следующий. Без паспортов — нужники убирать, а не в полиции служить. Принимаются самые благонадежные.
Рудой постарался как можно поскорее выбраться из толпы. Паспорт у него с адовой метой.
Вспомнил Семена Бойко. На днях тот хвалился: получил новенький паспорт. Он на хорошем счету у квартального, вне подозрений властей. Что же касается моральной стороны, так Рудой все берет на себя. Ни капли позора не упадет на голову Семена, его жены, детей, внуков и правнуков. Семен сослужит важную службу общему делу, а когда придет победа, люди не забудут его.
— Знаешь что, Костя... — Бойко в волнении поднялся со скрипучей скамьи. — Думал, ты шутишь, а выходит — нет. Эти сказки расскажи лучше грудным детям. Ты, наверное, много разных романов читал, а мне не пришлось. Может, в книжках что-нибудь похожее и пишут, но мне это предложение не подходит. Ты хоть и был какой-то там начальник надо мной, но то время ушло. Теперь каждый себе командир.
Рудой смотрел на строгие лица конюхов. Сейчас он откроется им, скажет, зачем прибыл. Не окруженец он, не залетный гость, а представитель командования. Он и теперь «начальничек» над теми, кто не потерял совести, кто хранит в сердце долг воина. Все они отныне не просто конюхи, а бойцы. Да, да, бойцы антифашистской боевой организации.
Он не сказал этого.
— Семен, — сказал он, — если обиделся, извини за это предложение. Только я думал, что мы друзья и можем обо всем говорить прямо. За помощь благодарю. Если бы не ты, туго пришлось бы мне поначалу.
— Не будем вспоминать, — уже миролюбиво ответил Бойко, опускаясь на скамейку. — И не обижайся на меня. Ты понял, что предлагаешь? Идти в полицию сознательно. Да я скорее повешусь, нежели переступлю порог полиции. Чтобы все соседи на меня смотрели как на врага? Ты об этом подумал?
Бойко скрутил толстую козью ножку, всыпал в ее раструб махорку и густо задымил, будто пытался скрыться от товарищей. Рудой тем временем рассказывал, что довелось ему увидеть сегодня у дверей полиции.