– Готовы? – Великий Композитор нетерпеливо стукнул по филенке.
Плеханов, конфузливо ежась, появился в дверном проеме. Hа нем была лишь красиво пригнанная набедренная повязка.
– Потрясающе! – Скрябин даже захлопал в ладоши.
– Однако… не понимаю, решительно не понимаю вас, Александр Hиколаевич…
Великий Композитор с треском раскрыл карты:
– Буду с вас писать Прометея, уж не обессудьте!
Пользуясь замешательством гостя, он подвел его к пылающему камину, поставил в нужную для творческого процесса позу и кинулся к роялю.
Опомнившийся Плеханов хотел было запротестовать, но первые же аккорды, сумбурные, трепетные и страстные, заставили его буквально прирасти к месту.
Великий Композитор смотрел на лепной торс, слегка откинутую кудрявую голову – он видел благородное лицо, подсвеченное беспрестанной работой бьющейся живой мысли, раскинутые и как бы прикованные к скале мускулистые, покрытые жестким курчавым волосом руки и ноги – а пальцы скользили по клавиатуре, и образ зрительный сам собой перерастал в образ музыкальный.
Минут через двадцать с Прометеем было покончено.
Великий Композитор бессильно опустил провисшие ладони. Георгию Валентиновичу позволено было завернуться в одеяло.
В буфете нашлось полбутылки лафиту, немного сухих печений, итальянская шоколадная конфета с изображением Карло Гоцци.
Молча, думая об одном и том же, мужчины пригубили вино.
– Интересно, – не выдержал Великий Композитор, – а будут ли когда-нибудь конфеты «Скрябин»?
– Hепременно будут! – горячо заговорил Великий Мыслитель. – И уверяю вас – вкуснейшие, на чистом шоколаде, с какой-нибудь клюквочкой или мармеладиком внутри… пальчики оближешь… а вот «Плехановских» даже карамелек, думаю, не выпустят!
Скрябин дотронулся ладошкой до могучей длани гостя.
– Это вы зря! – Он посмотрел куда-то вдаль. – Я вижу огромный торт – бисквиты, цукаты, шоколад, фрукты в сиропе. Торт самый лучший, самый дорогой. За ним всегда очереди. Торт «Плеханов»… и коньячок будет с тем же названием. Сыр изобретут новый, пикантный. Головы сделают большие-пребольшие и назовут непременно «Георгий Валентинович»…
Они снова замолчали. За окнами бесновалась непогода, сыпала водяными струями в черные окошки, от развешанной на каминной решетке одежды гостя валил густой дым, два Великих Индивидуума курили забытые Татьяной папиросы и чувствовали себя покойно и уютно в обществе друг друга.
– А впрочем, все это суета! – встряхнулся Плеханов. – Давайте-ка лучше о «Прометее».
