Иерусалимские гарики - Игорь Миронович Губерман читать книгу онлайн полностью

На первую страницу

материи Твоей худой лоскут,

умерить я прошу Тебя немного

мою непонимания тоску.

Живя с азартом и упорством

среди друзей, вина и смеха,

блажен, кто брезгует проворством,

необходимым для успеха.

Ты скорее, Господь, справедлив, чем жесток,

мне ясней это день ото дня,

и спасибо, что короток тот поводок,

на котором Ты держишь меня.

Молитва и брань одновременно

в живое сплетаются слово,

высокое с низким беременно

всё время одно от другого.

В игры Бога как пешка включён,

сам навряд ли я что-нибудь значу;

кто судьбой на успех обречён,

с непременностью терпит удачу.

В лицо нам часто дышит бездна,

и тонкий дух её зияния

нам обещает безвозмездно

восторг полёта и слияния.

То главное, что нам необходимо –

не знает исторических помех,

поэтому всегда и невредимо

пребудут на земле любовь и смех.

Нам чуть менее жить одиноко

в мираже, непостижном и лестном,

что следит неусыпное око

за любым нашим шагом и жестом.

Душа моя нисколько не грустит

о грешном словоблудии моём:

ей Бог мои все глупости простит,

поскольку говорил я их – о Нем.

Под осень чуть не с каждого сука,

окрестности брезгливо озирая,

глядят на нас вороны свысока,

за труд и суету нас презирая.

Сполна сбылось, о чём мечтали

то вслух то молча много лет;

за исключением детали,

что чувства счастья снова нет.

У мудрости расхожей – нету дна,

ищи хоть каждый день с утра до вечера;

в банальности таится глубина,

которая её увековечила.

Ощущение высшей руки

в нас отнюдь не от воплей ревнителей;

чувство Бога живёт вопреки

виду многих священнослужителей.

Хотелось быть любимым и любить,

хотелось выбрать жребий и дорогу,

и теми я порой хотел бы быть,

кем не был и не стану, слава Богу.

Сейчас, когда постигла душу зрелость,

нам видится яснее из тумана

упругость, и пластичность, и умелость

целебного самих себя обмана.

Часами я валяюсь, как тюлень,

и делать неохота ничего,

в доставшихся мне генах спала лень

задолго до зачаться моего.

Цветение, зенит, апофеоз –

обычно забывают про истоки,

в которых непременно был навоз,

отдавший им живительные соки.

Товарищ, верь: взойдёт она,

и будет свет в небесной выси:

какое счастье, что луна

от человеков не зависит!

О, как смущен бывает разум

лихим соблазном расквитаться

со всеми трудностями сразу,

уйдя без писем и квитанций.

В сумерках закатного сознания

гаснет испаряющийся день,

бережно хранят воспоминания

эхо, отражение и тень.

Жил на ветру или теплично,

жил, как бурьян, или полезно –

к земным заслугам безразлична

всеуравнительная бездна.

С азартом жить на свете так опасно,

Перейти на страницу

Иерусалимские гарики | страница 39