— Какая разница?! Естественно, для тебя — никакой. Хотя, если я скажу, что там было, быть может, ты изменишь мнение! Сказать?
— Ну, и что же?
— Портрет Анны, той самой Анны, которой я брежу и которая не испытывает ко мне ничего, кроме презрения и ненависти!
— Что же нам делать, Мордом?!
— Черт побери! Мне-то вообще наплевать.
Пьер никак не отреагировал на издевательский тон Мордома, так был удручен потерей единственной вещи, которая как-то связывала его с любимой. Зыбкая связь эта отныне разорвана. Что ему до издевательств и смешков грубияна Мордома!
— Больше там ничего не было?
— Не скажу!
— Обойдется без твоих объяснений. Главное, мы успели скрыть следы преступления. Вы как следует разломали стену?
— Да, — отозвался Мордом.
— Полиция ничего не унюхает?
— Нет.
— Ну и достанется же этим двум молокососам!
— Это верно.
— Глупенькие. Вам удалось подслушать, о чем они говорили?
— Я не знаю, мне было плохо слышно. — Пьер, о чем шла речь?
— Они поняли, что было совершено преступление, и собирались идти в полицию.
— Это все?
— Нет, не все. Они говорили о том, что надо вскрыть завещание, оставленное Жозефом.
— Звонарь оставил завещание?
— Именно так! Откуда молодые люди знали этого монстра, что у них было общего?.. Тот из них, что повыше и покрасивее, общался со стариком ризничим довольно близко. Если бы он не погиб на колокольне, я бы его убил. Зачем он тогда пришел ко мне? Надо было убить его тогда же! Ужасные воспоминания! А этот самый Жюль дружил с ним и, должно быть, знал все его секреты.
— Твои воспоминания, твой бумажник, твой портрет!..
— Нужно убить его поскорее. Отправляйся, Мордом.
— Где он живет?
— Я ничего не знаю, но мы отыщем его.
— А если бумажник у другого?
— Убьем обоих. Что один удар кинжалом, что два — какая разница? Тогда у них же должна быть и шкатулка. Я буду отомщен. Что скажешь, старуха?
— Слушайте меня, вы, оба! Пока вы там возились, я не сидела сложа руки. Все уверены в том, что старая Сараба погибла во время катастрофы. Но на самом деле я придушила ее, поскольку мне необходим был череп старой женщины.
— Не дурно. Только почему меня не позвала? Ты ведь прекрасно знаешь, я люблю такие штучки.
— Тебя не было рядом, а возиться долго не хотелось.
— Ладно, до следующего раза.
— Мне удалось узнать, что весь город в панике, никто ничего не знает. Догадались лишь о том, что отец Брюно, у которого мы позаимствовали имя, не мог написать письмо. Положение становится серьезным. Нам надо быть предельно осторожными. Ты, Пьер, полез к этому колоколу, а тебя было куда как просто узнать. Потом потерял бумажник! Скажи сразу, больше ты ничего такого не натворил?
