Снова встает вопрос о таинственном проповеднике. — По дороге в церковь Жюль и Мишель встречают похоронную процессию.
Друзья не торопясь вышли из дому. Несмотря на то, что Жюль бодрился на словах, он все же был слаб и идя опирался на руку Мишеля, который шел медленно, подстраиваясь под шаг приятеля. Пройдя Порт-Гишар, они вышли на длинную, узкую и извилистую улицу Пти-Бушри.
Мишель понимал, что Жюля нельзя оставлять один на один с его мыслями, и потому пытался развлечь друга. Но бледный, подавленный вид юноши, свидетельствовал о бесполезности этих попыток. Движение, действие восстанавливают душевное равновесие, все равно как часы Брегет[63] ремонтируются на ходу сами собой. Мишель старался помочь другу любым способом.
Они прошли улицу, никого не встретив и не заметив ничего особенного. А между тем более чуткий наблюдатель наверняка обратил бы внимание на непривычное возбуждение прохожих — смятение на лицах, немой вопрос в глазах, удивление в каждом жесте. Возможно, это вызвано вчерашним событием. Да, скорее всего, так. Тем более что обрывки разговоров, долетавшие до слуха, словно листва, поднятая порывом ветра, были о катастрофе.
— Матушка Генель, я уж и не чаял увидеть вас в вашей лавке сегодня утром.
— Отчего же, папаша Годелюро?
— Откуда я знал, может, вам взбрело в голову отправиться вчера на проповедь?
— Какое ужасное происшествие! А вы не знаете…
— Скажите, Лебон, о чем долдонит все время эта городская сплетница?
— Кто?
— Да Мао, вы не знаете?
— Финот сказал, что письмо подложное.
— Какое письмо?..
— О, Ланжевин, первая красотка в городе! Ты ведь обычно любишь поживиться во время проповеди. Ты была там?
— Конечно. Вот глупость, какого-то солдатика подцепила.
— Вид у тебя взъерошенный!
— Черт побери! Боюсь, как бы мой душка Этев не ушел.
— Да, хорош улов…
— А потом перекрикивались с одной стороны улицы на другую:
— Что-то во всем этом странное, не правда ли, соседка?
— Ох, не говори! Думала, меня двадцать раз придушат. Кажется, этот хваленый проповедник так и не появился…
Мишель вслушивался в разговоры, и они немало удивляли его. В это время друзья подходили к концу улицы Порт-Гишар. Здесь беседовали двое, бакалейщица и швейцар.
— Жюль, — толкнул он приятеля, — послушай-ка.
— Что такое?
— Послушай, я тебе говорю.
