Квартет внимает, разинув рты. Никогда еще не приходилось музыкантам слышать, чтобы искусство обсуждалось с медицинской точки зрения, и, вероятно, такой подход даже вызывает у них некоторое недовольство. Тем не менее разыгравшееся воображение Ивернеса уже готово увлечься этими теориями, восходящими, впрочем, еще ко временам царя Саула, в полном соответствии с теми предписаниями и рецептами, которым следовал в оные времена знаменитый арфист Давид.[8]
— Да!.. Да!.. — восклицает Ивернес, выслушав последнюю тираду директора управления искусств. — Это совершенно естественно. Нужно только выбирать согласно диагнозу! Для малокровных — Вагнера и Берлиоза…
— А для чрезмерно сангвинических — Мендельсона и Моцарта, которые вполне заменят бром! — отвечает Калистус Мэнбар.
Тогда вмешивается Себастьен Цорн и вносит свою грубо-практическую ноту в этот возвышенный разговор.
— Дело не в этом, — говорит он. — Почему вы нас сюда затащили?
— Потому что струнные инструменты оказывают наиболее сильное воздействие.
— Послушайте, милостивый государь! Так это для успокоения ваших неврозов и невротиков вы прервали наше путешествие, не дали нам доехать до Сан-Диего, где мы завтра должны были давать концерт?..
— Да, для этого, дорогие мои друзья!
— И вы, значит, считаете нас какими-то музыкальными лекарями, лирическими фармацевтами?.. — восклицает Пэншина.
— Нет, господа, — ответил Калистус Мэнбар, вставая с места. — Я всегда видел в вас артистов большого таланта, пользующихся большой известностью. Крики «ура!», которыми встречали Концертный квартет во время его турне по Америке, донеслись и до нас. Так вот, Компания сочла, что наступил момент, когда надо заменить фонографы и театрофоны вполне реальными существами из плоти и крови и дать миллиардцам возможность испытать ни с чем не сравнимое наслаждение — прямо и непосредственно слушать исполнение шедевров музыкального искусства. Компания решила начать с камерной музыки, а в дальнейшем организовать выступления симфонических оркестров. Она подумала о вас, признанных представителях этого искусства. Мне поручено заполучить вас любой ценой, и если нужно будет — даже похитить. Таким образом, вы — первые артисты, получившие доступ на остров, и можете сами представить себе, какой вас ожидает прием!
На Ивернеса и Пэншина восторженные тирады директора управления искусств производят сильное впечатление. Им даже и в голову не приходит, что все это, быть может, только обман. Что касается Фрасколена, то он, как человек рассудительный, обдумывает, можно ли принять всерьез это приключение. В конце концов на таком необычайном острове все может иметь самое необычайное обличье. Что касается Себастьена Цорна, то он решил не сдаваться.
