— Ну, а я обещаю посылать тебе много покупателей, дружище Пох! — воскликнул кондуктор.
— Спасибо, Брокс, заранее спасибо! Я от тебя другого и не ожидал. Зато какое место я тебе приготовил на пиру!
— Какое?
— Недалеко от новобрачной. Увидишь, как Зинаида еще будет красива к подвенечном платье, с миртовым венком на голове, с ожерельем на шее — подарком госпожи Иохаузен.
— Верю тебе, Пох, верю!.. Такая хорошая женщина не может не быть красивой. Когда же торжество?
— Через четыре дня, Брокс, шестнадцатого числа… Вот почему я и говорю: поторопи ямщиков. За стаканчиком-другим — не постою!.. Пусть хорошенько погоняют лошадей!.. Ведь твоя карета везет жениха, нельзя же, чтобы он чересчур состарился в дороге.
— Еще бы! Зинаида отказалась бы тогда от тебя!.. — смеясь, ответил веселый кондуктор.
— Эх, какая это замечательная женщина! Будь я на двадцать лет старше, она и тогда пошла бы за меня!
Задушевный разговор банковского артельщика с приятелем Броксом, смена лошадей, подкрепляемая каждый раз стаканчиком шнапса, делали свое дело, и путешественники быстро и незаметно оставляли за собой перегон за перегоном. Никогда рижская почтовая карета не катила с такой скоростью.
Пейзаж не менялся. Все те же необъятные равнины, откуда летом доносится крепкий запах конопли. Дороги, проложенные большей частью телегами и повозками, содержались неважно. Иногда приходилось ехать опушкой леса. Попадались все те же древесные породы: клен, ольха, береза и стонущие под порывами ветра ели. На дороге и в полях встречалось мало людей. Суровая на этих широтах зима только-только кончалась. Благодаря понуканиям Брокса карета неслась, нигде не задерживаясь, от села к селу, от деревни к деревне, от станции к станции. Опоздания не предвиделось. От ветра тоже большой беды не было, так как он дул в спину.
Когда меняли лошадей, банковский артельщик и кондуктор выходили поразмяться, но незнакомец ни разу не покидал своего места. Он только пользовался случаем, чтобы выглянуть наружу из дверцы кареты.
— Не больно он поворотлив, наш спутник! — твердил Пох.
— Да, я не больно-то разговорчив!.. — ответил Брокс.
— Не знаешь ли ты, кто это?
— Нет… Я даже не разглядел, какого цвета его борода!
— Придется ему все же открыть лицо, когда в полдень будем обедать на станции…
— Быть может, он такой же едок, как и говорун! — возразил Брокс.
Сколько жалких деревушек повстречали они по дороге, прежде чем достигли села, где карета должна была остановиться в обеденный час. Сколько захудалых хижин, ветхих бедных лачуг с покосившимися ставнями, с зияющими щелями, куда врывался суровый зимний ветер, промелькнуло по пути! А между тем лифляндские крестьяне — крепкий народ: мужчины с жесткими всклокоченными волосами, женщины в лохмотьях, босые дети с перепачканными руками и ногами, как у беспризорного скота. Несчастные мужики! Летом они страдают в своих лачугах от жары, зимой — от холода и в любое время от дождя и от снега. Что же сказать о их пище? Черный хлеб с мякиной, слегка смоченный конопляным маслом, ячменная и овсяная похлебка и лишь изредка кусочек сала или солонины! Что за жизнь! Но они привыкли к ней и не знают, что такое роптать. Да и что толку роптать?..
