Лысков, по-прежнему молча, раздвинул кольца кошелка и стал отсчитывать деньги.
Чагин вздохнул свободно.
«Ну, слава Богу! – мысленно произнес он. – Но откуда он достал их?»
Демпоновский, увидав деньги, сейчас же сконфузился, сделался как будто меньше ростом, и лицо его все съежилось в сладкую-пресладкую улыбку. Он забормотал что-то тихое, непонятное и беспрестанно повторял:
– Овшем, пане, овшем.[4]
Отсчитав, Лысков протянул деньги поляку, и слышно было, как они звякнули в его руку, потом повернулся спиной к нему и направился к двери.
Все это он проделал с таким хладнокровием, с такой величественной невозмутимостью, что Чагину казалось – хоть картину с него пиши.
– Лысков, Лысков! – окликнул он его. – Ты какими судьбами на балу?
– А, брат, – сказал Лысков, – тебя-то мне и нужно. Я давно ищу тебя.
– Я был в зале все время… Послушай, откуда у тебя деньги? – понижая голос, спросил Чагин, как только они отошли от диванной, где остался поляк со своими двумястами рублями в руке.
– Тсс… тише… – остановил его Лысков, – сейчас расскажу все… Мы едем сегодня ночью…
– Кто мы, куда едем? – удивился Чагин.
– Ты и я должны ехать, а куда, я тебе сейчас расскажу… Только на людях нельзя… Пойдем сюда!
И они, выйдя из парадных комнат в коридор, направились на другую сторону дома, где был выход на террасу и в сад.
Сентябрьский вечер был настолько свеж, что в комнатах, где окна хотя и не были заделаны на зиму, не решались поднять их, во избежание простуды дам, бывших в открытых робах.
Но многие из мужчин вышли, как были, освежиться на террасу. Чагин с Лысковым встретили среди них нескольких знакомых и, поздоровавшись с ними, миновали террасу и спустились в сад.
Лысков шел впереди большими шагами, мягко ступая по ковру листьев, толстым слоем устлавшим дорожку аллеи. Он, видимо, выбирал место, где бы их никто не мог ни увидеть, ни подслушать.
– В чем же дело? – спросил Чагин, когда они, отойдя в глубь сада, остановились наконец.
– Вот видишь ли, – начал Лысков оглядываясь, – сегодня командир призвал меня утром к себе и объявил, что есть серьезное дело. Завтра польский посланник отправляет с бумагами курьера. Едет один из офицеров его свиты…
– Так, – подтвердил Чагин, силясь уже предугадать и понять, в чем дело, но ничего еще не предугадывая и не понимая.
– Ну, и эти бумаги нужно получить во что бы то ни стало.
Теперь Чагин сразу понял все.
– Лысков, голубчик! – начал он почти задыхаясь от обуявшего его восторга. – Ведь это значит поручение, то есть такое поручение, в случае исполнения которого можно надеяться на… офицерские эполеты!..
