— Так, — сказала она.
Парни быстро соскочили на пол и смотрели на нее. Курчавый взял лом.
— Отставить, — сказал я. — Мне надо провести последний эксперимент. Объяснять некогда. Дело касается его идеалов. Я должен знать. А вдруг что-нибудь полезное?
— Каких идеалов? — сказала она. — Вы все с ума посходили… Один потерял любовь в прошлом, другой в будущем, а третий пробует на себе отраву—хочет узнать идеалы подонка… Фантазеры несчастные!..
— Ребята, — сказал я троим, — если бы у вас был выбор: спасти себя или ее, что бы вы сделали?
Все трое кивнули.
— Ясно… Теперь вы видите? — сказал я ей.
— Я очень боюсь за вас, Алеша, — сказала она.
— Девочка, все будет хорошо, — сказал я.
Она резко подняла руку.
Я сразу понял. По лестнице шелестели шаги. Легкие, как будто бежала крыса. Потом все стихло. Потом завертелась ручка двери.
— Отвори… — сказал он из-за двери.
— Слушай, подонок, — сказал я, — иди наверх и жди меня там. Если еще раз придешь—все отменяется. Ты меня понял?
— Я буду стрелять, — сказал он.
— Лапочка, — сказал я нежно, — тебе же тогда конец. Кроме меня, никто не согласится на этот опыт, а времени у тебя до утра. Утром придут люди.
— Согласится… — неуверенно сказал он.
— Оставим глупости, — сказал я. — Мне надоело. Я иду к двери. Стреляй, сволочь. Ну!
— Ладно. Я подожду еще, — сказал он. — Только поскорей, не копайся… А почему у тебя голос дрожит?
— У меня колебания… Я борюсь с собой, — сказал я, зажимая рот курчавому и пытаясь вырвать у него железный лом.
— Ага, — сказал он. — Теперь верю. И стал подниматься по лестнице. Курчавого оттащили.
— Видели? — спросил я. Все тяжело дышали.
— Счастье, что вы услышали, как он крадется, — сказал я.
— У меня большой опыт, — сказала она. — Да, надо попробовать.
— Значит, так, — сказал я, — когда стрелка покажет максимум — переведите поток на него. А меня отключите, ясно? Но не раньше… Все очень просто.
— Присядем, — сказал низкорослый.
Присели.
Потом я поднялся.
— Я уже старик, — сказал я. — Потеря небольшая. Передайте Кате, что я вел себя хорошо.
И вышел. Позади осторожно клацнул замок. Все. Пора было окунаться в грязь.
….Я пропускаю обычные картины накопления барахла и душевного ожирения, картины корысти и зависти, картины патологических страстей, воин, убийств, звериной ненависти к таланту и презрения к необыденному. Я пропускаю картины обычного удовлетворения картины гурманства, которые, если отвлечься от частностей, были похожи на что-то вроде бани, где теплая водичка плескалась вокруг возвышающегося твердого островка, его живота. Воздух был наполнен благовонным туманом, и на этот туман проецировались возбуждающие кинокартины, чтобы фантазия его трепетала и не давала ему уснуть. А под сводами бани раздавалась классическая электронная музыка, полезная для клеток его организма.
