— Скоро, государь-батюшка?
— Погоди, милая, куда спешить, дай тобой полюбоваться!
Девушка фыркнула со смешком:
— Чем любоваться-то?
— Есть чем, — ответил я и провел рукой по ее великолепной, сметанной белизны, коже, — дай я тебя поцелую что ли…
— А не зазорно тебе, государь-батюшка, кабальную холопку целовать?
— В каком это смысле? — не понял я и поправился: — Что значит кабальная холопка?
— Так за тятины долги меня в кабалу на блядство определили.
Опять все помешалось во времени. Я понял, что имеет в виду девушка: старинный обычай отдавать в рабство на время или навсегда за невозвращенный кредит. Я легко толкнул Наташу в плечо, и она послушно легла на бок. По инерции я еще гладил ее нежную, теплую кожу, но любовный настрой прошел.
— Тебе-то самой это нравится?
— Скажешь, тоже! — сердито ответила девушка. — Кому ж такое понравится!
— Ну, не скажи, — вяло произнес я и начал одеваться, — мне так нравится…
— Ты, государь-батюшка, мужик, а я девка, — нравоучительно сказала Наташа. — Нам такое делать грех и пакость.
— Знаешь что, прекрати меня звать государем-батюшкой, у меня имя есть, — сердито сказал я. — Меня зовут Алексеем!
— Твоя воля, государь-батюшка, Алексий, — покорно сказала девушка и добавила, видя, что я совсем оделся:
— Мне так и лежать или можно встать?
— Вставай, конечно, и узнай, пожалуйста, когда будет завтрак.
Наташа принялась сползать с постели вперед ногами. Это было настолько эротично, что у меня опять застлало глаза сладким туманом, и чтобы отогнать наваждение, я вынужден был отвернуться к окну. Иначе все мои оставшиеся принципы не выдержали бы напора взбунтовавшихся гормонов.
Мы с Наташей дружной парочкой отправились в столовую, в которой я еще не был. Там было протоплено. Завтрак, оказывается, давно ждал на столе. Был он в стиле XVII века — без чая и кофе, из натуральных российских продуктов с учетом постного дня: квас, рыбные и сладкие пироги. Сказать, что такая еда мне понравилась, было бы ложью, сытно, обильно, съедобно, но слишком просто.
Когда я поел, в столовой появилась Людмила Станиславовна и пригласила в холодную горницу. Я спросил, почему в ней не топят. Домоправительница удивленно посмотрела и объяснила, что в Москве дрова слишком дороги, чтобы отапливать весь дом. Это было странно, «организация», содержащая это здание, была, как я догадывался, такой крутой, что лишняя сотня рублей за зиму на отопление вряд ли имела для нее какое-нибудь значение.
В горнице меня ждал мой вчерашний знакомый. Мы дружелюбно поздоровались, и он поинтересовался, как я устроился.
