— И кто будет меня всему этому учить?
— Русские люди, — улыбнулся древний юноша. — А это здешняя хозяйка, — добавил он, оглянувшись на скрип открываемой внутренней двери
В комнату вошла и низко поклонилась крупная, костистая женщина лет пятидесяти в теплом синем сарафане и черном головном платке.
— Знакомьтесь, это Людмила, — он замялся, видимо, вспоминая отчество женщины, — Людмила Станиславовна, здешняя хозяйка и домоправительница.
Мы с женщиной молча раскланялись. Молодой человек встал, расправил плечи. В этот момент, несмотря на молодое лицо и стройную фигуру, он показался мне очень старым и усталым.
— Мне пора, прощайте, — сказал он, как-то разом теряя интерес и ко мне, и к разговору.
— Прощайте, — ответил я.
Комната, в которой меня поселили, была крохотная, с низким, не выше двух метров потолком и маленьким, почти тюремным окошком. Почти половину ее занимала деревянная кровать, застеленная толстенными и очень мягкими пуховыми перинами. У бревенчатой стены стоял могучий сундук с плоской крышкой, а у окна неудобный стул с высокой прямой спинкой. Этими предметами и ограничивалась меблировка, занимающая все жизненное пространство.
Домоправительница Людмила Станиславовна вела себя со мной отстраненно-насторожено, хотя и любезно улыбалась. Попросить ее поселить меня в более просторное помещение, которое бы не так давило ограниченным объемом, я постеснялся. Мы коротко переговорили о моем будущем распорядке дня, и я остался один в своей «камере». Время было еще не позднее, ложиться спать рано, а заняться совершенно нечем.
Я посидел на стуле, потом полежал на перине, выглянул в окошко-бойницу, через которую разглядел только сугроб снега, прошелся боком по комнатке между постелью и сундуком — три шага туда, три обратно. Веселей от этого не стало, и я, вспомнив, «что дело рук утопающих», ну и дальше по тексту, взял с собой тусклую сальную свечу и рискнул отправиться в давешнюю холодную горницу в поисках развлечений.
К жизни в потемках нужно привыкнуть. Вначале отсутствие выключателя на стене очень раздражает. Я, согнувшись, прошел через низкую дверь в общий коридор и не хуже пушкинского графа Нулина начал блуждать по незнакомому дому.
В потемках граф по дому бродит,
Дорогу ощупью находит,
Трепещет, если пол под ним
Вдруг заскрипит.
Несмотря на то, что я бродил по дому со свечой, особого удобства это не доставило. Слабый колеблющийся огонек больше слепил, чем освещал дорогу. Довольно скоро я запутался в поворотах и тупиках, но до горницы так и не добрался. Дом был бревенчатый с такими же, как в моей коморке, низкими потолками. Я тыкался в запертые двери и был уже не рад, что отправился в это бесцельное путешествие. Было впору звать на помощь.
