— Ну, что ты разнюнилась, что случилось?
Ордынцева не ответила и замолчала. Однако, я чувствовал, как от ее сдерживаемых рыданий под нами дрожат нары. Пришлось истратить спичку и зажечь свечу. Девушка лежала ничком, уткнувшись лицом в прелую, вонючую солому, на которой мы спали, и горько, беззвучно плакала. Женские слезы, как всегда, сначала меня рассердили, потом заставили раскаяться в грубости и вызвали жалость. Как успокаивать революционерок, я не знал, поэтому начал гладить ее плечо и бормотать невразумительные, утешительные слова. Только потому, что она расплакалась, признавать правильность ее «политической платформы» у меня не было никакого желания. Все эти взбесившиеся борцы за революционность и народное счастье меня уже достали.
— Ладно, девочка, извини меня, я был не совсем прав, — в конце концов, сказал я.
— Почему, не прав? — воскликнула она. — В том-то и дело, что прав! А я самая обыкновенная дрянь!
С этим трудно было спорить, но уже то, что она заговорила человеческим голосом, многого стоило.
— Как тебя угораздило вляпаться в революцию, да еще на стороне эсеров? — спросил я, чтобы как-то ее отвлечь. Слушать исповеди и выяснять всю ночь отношения у меня не было никакого желания.
— Ты был прав, к нам на дачу каждое лето приезжал студент и привозил запрещенные книжки. Я прочитала «Овода» и возненавидела тиранов…
— Понятно, студент тебя соблазнил и втянул в подпольную работу.
— Нет, он был не такой, он женщинами не интересовался. К тому же я была совсем еще девчонкой. И вообще, его волновала только революция. Потом его казнили, — неожиданно кончила она свою романтическую историю.
— За что?
— За теракт. Они с товарищами совершил покушение на жандармского генерала. Я посчитала, что должна отомстить за него. Так и стала революционеркой. Как раз в это время произошла Февральская революция, власть захватила буржуазия…
— Тебя как звать? — спросил я.
— Товарищ Ордынцева.
— Фамилию твою я знаю, имя у тебя есть?
— Есть, Даша, только так меня уже давно никто не зовет.
— Так вот что, Даша, давай сейчас поспим, а утром решим, что тебе нужно делать дальше. И запомни, если останешься в эсерах, тебя большевики через пару, тройку лет расстреляют, как нечего делать.
— Что ты такое говоришь! — воскликнула Ордынцева. — Мы же союзники!
— Когда делят власть или деньги, про друзей и союзников забывают. Не веришь, прочитай, как проходила французская революция. А у нас все получается жестче. Представь, что будет, если тебе что-то придется делить с Телегиным? Он за красные штаны и кожаную куртку сегодня застрелил человека. Правда, такого же мерзавца, как и сам, но это не суть.
