— Августом Бебелем? — удивился я, смутно вспоминая, что это какой-то немецкий социал-демократ девятнадцатого века. — Откуда у тебя, товарищ Август, такое интересное имя?
— Нравится? Я его взял в честь незабвенного товарища Бебеля. И тебе советую, товарищ Алексей, назваться более революционно. Можешь Карлом в честь товарищей Маркса и Либкнехта, или Францем в честь товарища Меринга.
— Я подумаю, товарищ Август, над твоим предложением.
Пока мы говорили с небритым Августом, продотрядовцы опустили бездыханного командира Леньку Порогова на каменный пол и толпились над ним, не зная, что делать дальше.
Как организовать Революционный трибунал не знал никто, включая меня. Пришлось импровизировать на ходу.
— Прикажи продотряду сложить оружие и сесть, — подсказал я Августу. — И пусть по очереди рассказывают о преступлениях командира и предлагают, как его наказать.
Сметливый коммунар тут же ухватил суть дела и принялся распоряжаться. Однако, так сразу осудить товарища Порогова у нас не получилось. В самом начале судебного процесса он очнулся после полученного сотрясения головного мозга и, ругаясь матерными словами исключительно половой направленности, попытался встать на свои нетвердые ноги. Мучения бывшего командира, ползающего по полу, вызвали большой насмешливый интерес у присутствующих, и его окружили плотным кольцом, хохоча и давая всякие бесполезные советы.
Командир, ничего не понимая в текущем моменте, отвечал грубыми словами и несколько раз становился на четвереньки, пытаясь из такой позиции встать на ноги.
Однако, каждый раз находился бессердечный сапог, мешающий ему подняться.
— Чего, Ленька, не встаешь? Вставай, сволочь, а то нам до стенки тебя лень тащить, — кричали бывшему командиру его прежние товарищи, спеша показать новому начальству свою преданность и революционную сознательность.
Однако, такое отношение не столько к самому товарищу Порогову, сколько к его малиновым галифе не могло не задеть товарища Августа, и он вмешался в издевательство над опальным командиром.
— Постойте, товарищи, — решительно сказал он, отгоняя от него очередного шутника в грязных сапогах, собирающегося ударить товарища Порогова по соблазнительно выставленному заду, — если этот контрреволюционер виноват, то мы его будем судить по всей строгости и расстреляем, а лупцевать его просто так не по повестке дня. Пусть он пока посидит в холодной и подумает о своей зловредной деятельности.
Совет авторитетного товарища оказался кстати, и униженного командира оставили в покое. Он уже начал понимать, что с ним произошло, перестал ругаться и, наконец, смог подняться на ноги.
