Ограбленные, лишенные всех своих зимних запасов продовольствия, деревенские жители выли и стонали и своей несознательностью очень сердили продотрядовцев. То и дело слышались предупредительные выстрелы. Впрочем, не обошлось и без незначительных жертв. За саботаж, под горячую руку, расстреляли одноногого гармониста с конфискацией его музыкального инструмента. Кроме того, перебили всех деревенских собак. Последних — для устрашения жителей, и чтобы зря не лаяли.
Наконец, в начале четвертого командир отдал приказ трогаться. Заскрипели несмазанные оси, закричали на лошадей возчики, и подводы начали выползать из деревни. Я был в обозе предпоследним. Меня провожали Елизавета Васильевна и Аксинья с детишками, прощаясь, плакали, как по родному.
— Это все нечистая сила виновата, — говорила, отирая слезы уголками платка старуха, — тебя имущества лишила, а нас и того хуже, по миру пустила. Как теперь зимовать будем?!
Мне нечего было ей ответить и нечем помочь.
Дороги до Ивановки не было никакой, даже грунтовой. Этим, видимо, и объяснялось то, что до сих пор до деревни не добрался ни один продотряд. Двигались мы прямо по берегу вдоль реки, то и дело застревая в зарослях кустарника. Пьяные продотрядовцы ругались, били невинных лошадей и проклинали кулаков и свою тяжелую участь. До темноты мы успели доехать только до села Захаркино, родового поместья моих предков.
Я впервые увидел это село сто двадцать лет назад. До середины правления Екатерины II Алексеевны оно принадлежало государству, потом за непонятные заслуги было даровано дядюшке моего прямого предка. За прошедшее время оно почти не изменилось — те же избы, крытые дранкой, и непролазная грязь на дороге после дождя. Единственно, что стало другим — это господское поместье. В давние времена здесь был небольшой деревянный барский дом, теперь большой каменный, постройки середины прошлого века.
Поместье находилось на выезде из села с противоположной стороны, и что представляет собой новая постройка, я судить не мог, до имения от центра села было не меньше версты. Наш обоз вполз на главную улицу и остановился в центре, около кирпичной церкви. Никакой реакции жителей на это не последовало. Любопытные не высовывались из своих домов, и даже собаки на продотряд не лаяли. По приказу командира все мы собрались около его подводы.
— Здесь чего, коммуна или как? — задал он общий вопрос.
— Вроде коммуна, — ответил кто-то из продотрядовцев, — а там кто его знает.
