— Жив, помогите отнести его в дом, — обратился я к пьяной компании.
Мне никто не ответил, продотрядовцы удивленно рассматривали меня, как неведомое насекомое. Первым опомнился краснозвездный командир:
— А ты, контра, кто есть такой, чтобы вмешиваться в этот, как его, революционный процесс? Ты откель такой умный взялся?
— Я военный фельдшер, инвалид империалистической войны. Долго еще сидеть будете?!
Напор, видимо, подействовал, и со скамьи встал мужик со следами былой человечности на лице. Он пришел одним из последних и был пока достаточно трезв.
— Пошли, Ерема, поможем, — сказал он парню с глупым и простодушным лицом, — чего деду здеся здря валяться.
Они подняли старика, один — подмышки, другой — за ноги, и вынесли из амбара. Увидев мужа, жутко завыла Елизавета Васильевна. Аксинья бросилась к свекрови и обхватила ее обеими руками.
— Что же вы, изверги, наделали! — крикнула она «санитарам».
Те, не глядя на женщин, понесли хозяина в избу.
— Не плачьте, он жив, согрейте лучше воду — торопливо сказал я им и побежал открывать дверь.
В избе на столе стояла трехлинейная керосиновая лампа. Ребятишки спрятались за печь и замерли там, не выдавая себя даже шепотом. Продотрядовцы положили Ивана Лукича на лавку возле окна и торопливо пошли из горницы.
— Дядя Степа, — сказал старшему простодушный парень, приостанавливаясь у порога, — ты глянь, какая у их лампа, забрать?
— Свет мне будет нужен самому, — жестко сказал я.
Степан угрюмо посмотрел на меня и, видимо, стыдясь своей нерешительности, процедил сквозь зубы:
— Потом заберешь, еще будет и на нашей улице праздник!
Столкнувшись с ним, в избу вбежали женщины и кинулись к раненному.
— Ваня! — закричала хозяйка, припадая к груди мужа. — Ванюша!
— Убери ее, — велел я Аксинье, — мне нужна вода и чистые тряпки.
Конкретное задание отрезвило крестьянок, и они начали метаться по избе, подавая воду, подставляя корыто и полосуя на бинты холстину.
Я промыл рану теплой водой. Пуля только пробороздила мягкие ткани, слегка царапнув по черепу. Обработать ее было нечем, остатки самогона допивали гости.
— Йод сможешь найти? — спросил я Аксинью.
— Ага, у Машки, кажись, есть, — ответила она, сглотнула слезы и умчалась.
Когда я прижег найденным йодом рану, Иван Лукич застонал и открыл глаза:
— Что это было? — спросил он, морща от боли лицо.
— Вас ранили, лежите спокойно, — ответил я.
— Ваня! Ванюша! Живой! — опять заголосила Елизавета Васильевна, бросаясь к мужу.
— Не мешайте, пожалуйста, — попросил я ее, бинтуя мужу голову. — Вам нужно лежать, — на всякий случай проинструктировал и хозяина.
