Чтобы сделать доктору приятное, я вкратце рассказал ему принцип работы центральной нервной системы и объяснился по поводу своих шаманских приемов лечения. Дав умному и вдумчивому врачу пищу для размышлений, я оставил его размышлять о причинах своей «учености» и начал подъезжать к Марье Ивановне на предмет получения информации о недавнем Алином пребывании в их губернии.
Навести графиню на интересующую тему удалось только с третьей попытки, когда я упомянул флигель-адъютанта Татищева, начальника кирасиров, арестовавших мою жену, как своего доброго знакомого. Марья Ивановна, оживилась и посетовала, что мы с ним разминулись, его конвой только вчера покинул город. Я только всплеснул от отчаянья руками, опять обругав себя за задержку в имении Закраевских.
Мое огорчение не осталось незамеченным. Марья Ивановна объяснила его причину. После чего разговор сделался общим. Кирасиры произвели на провинциальных красавиц такое большое впечатление, что, к досаде Антона Ивановича, он был временно отодвинут, на второй план. Дамы, забыв о нем, предались сладким воспоминаниям о недавних празднествах, устроенных в честь столичных гостей.
Тема оказалась столь содержательной, что толков и пересудов должно было хватить не только до вечера, но пожалуй, на добрую пару лет.
— Ах, — воскликнула одна из присутствующих женщин, упитанная матрона, по имени Нина Васильевна, — об этом можно написать роман. Если бы здесь жили сочинители! Помните, как корнет фон Баден смотрел на Людмилу Павловну, как он чувствовал, как страдал — просто юный Вертер!
— Ах, Нина Васильевна! — смутившись, ответствовала ей симпатичная блондинка, по-видимому, та самая Людмила Павловна. — Вы право…
Далее последовала длинная французская тирада, которой я, к сожалению, не понял. Поэтому хотя и являюсь в какой-то мере сочинителем, но до сего дня так и не знаю истинного отношение самой Людмилы Павловны к юному корнету, как и корнета к губернской красавице.
В процессе общения прелестницы стали проявляться как индивидуальности, и я начал выделять из общего кружевного, кудрявого очарования представительниц губернского бомонда отдельные интересные личности.
Общее же у них было то, что почти все дамы были милы, романтичны и меланхоличны по моде своего времени и, честно говоря, мне очень понравились. В них ощущалась наивная чистота помыслов и не испорченная расчетами искренность, меня восхищала их трогательная чувствительность, способность видеть мир праздничным, и мне стало обидно за наших современных женщин, вынужденных колотиться в жестоких условиях борьбы за существование.
