Я открыл ящик, странного сооружения, напоминавшего собой комод. Там в беспорядке, валялись какие-то пыточные приспособления. Разбросав эти заскорузлые от крови атрибуты заплечного ремесла, я нашел мешок из толстой кожи с продернутым ремнем по краю. Этого «приспособления», вероятно применяемого для пыток удушением, должно было хватить, чтобы значительно снизить емельяновские децибелы.
При том, что палач неустойчиво стоял на цыпочках, с надежно заломленными руками, подойти к нему спереди я не решился. Обошел со спины и набросил ему мешок на голову. Он попытался сбросить его, мотая головой и выгибаясь всем телом, но, понятно, не смог, а я затянул продернутый в петли ремень.
Теперь, когда с палачом вопрос решился, осталось заняться его жертвой. Брянский дворянин почти пришел в себя, и тихонько скулил, скорчившись на полу. Единственным ударом плети Емеля разорвал ему всю кожу на спине.
Этот «гуманный» инструмент наказания, постепенно приходящий на смену смертоносному, увечащему кнуту, лежал тут же. Состояла плеть из короткой деревянной рукоятки и плетива из кожаных ремешков в палец толщиной, и заканчивались двумя хвостами. Даже при взгляде на это «инструмент дисциплинарного воздействия», у меня засосало под ложечкой.
— Вставайте, Александр Александрович, всё плохое уже кончилось, — прикрикнул я на Перепечина, протягивая ему руку. — Не ровен час, вернется барон с подмогой!
Мажордом, смертельно испугавшись, тут же вскочил на ноги.
— Ради бога, защитите меня от этого человека! — затараторил он. — Вы же знаете, что я брянский дворянин, и они не смеют меня бить!
— Конечно, это само собой. Вы только расскажите, что происходит в имении?
— Ужас! Если бы мой батюшка знал, на какие муки он меня обрек!
— Кто такой барон? — перебил я, подозревая, что если Перепечин начнет рассказывать про своего батюшку, мы никогда не сдвинемся с мертвой точки.
— О! — начал он. — Это ужасный человек!
— Как он попал в управляющие имения?
— Не знаю, кажется, его прислал муж графини граф Евгений Пантелеевич. Я в имении не очень давно, несколько месяцев, мой батюшка… Это я вам уже говорил. А барон, он что? Он строг, это правда, только с народом иначе нельзя. Однако, что касаемо дворянства!..
— Много в имении людей, прибывших с ним?
— Я, право, затрудняюсь… Он графине не дозволяет выходить из своих комнат, приставил к ней шпионов! — вспомнил одно из преступлений фон Герца, мажордом. — Объявил ее больной! А про вас думает, что вы шпионы. Меня он так и спросил, не шпионы ли вы! Так я ему гордо сказал — нет!
