— Меня Алексеем.
— Вот и познакомились, — засмеялась Наташа. — Как наша барыня? Ей лучше?
— Думаю, что скоро поправится. А вы давно при графине?
— Третий год.
— Она давно так больна?
— С зимы. Сначала простудилась, долго лежала в горячке, а потом вообще перестала вставать.
— Вы знаете, доктора, который ее лечил?
— О! Видела, когда он сюда приезжал. Такой солидный, представительный. Он немец, а я по-немецки не знаю, только немного по-французски.
— Везет вам, а я кроме русского других языков не понимаю, разве что немного немецкий и английский.
— Аглицкий? — переспросила Наташа. — Вы так странно говорите, как будто вовсе не русский.
— Это меня так няня в детстве научила разговаривать, многие удивляются, — соврал я, чтобы объяснить свой непривычный для внимательных собеседников выговор.
— Няня? А у вас не было гувернера?
— Нет, я из бедной семьи, какие там гувернеры.
Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь.
— О! Как вы смешно говорите!
— А почему графиня не живет со своим мужем? — как бы между делом спросил я.
— О! Он такой старый и страшный. Вот такой, — Наташа выкатила глаза, сгорбилась и развела руки в стороны. — Граф всё время болеет и лечится на водах.
— Зинаида Николаевна сама из бедной семьи?
— Нет, что вы, Алексей, она сама богатая, урожденная княжна Г., — девушка назвала известную княжескую фамилию, славную в российской истории.
— А почему ее выдали за старика?
— Не знаю, об этом у нас нельзя говорить.
— Фон Герц давно здесь управляющим? — задал я очередной интересующий меня вопрос.
— О, нет, не очень. Несколько лет. Его старый граф прислал. Он очень строгий, его в имении все боятся!
— Вы тоже?
— О, да, — просто ответила Наташа, — он так на меня смотрит…
Ну, на такую девушку «так» смотреть было не очень грешно. Очень уж была хороша ее здоровая, расцветающая юность. Разговаривать с Наташей мне было чрезвычайно приятно, к тому же без женского общества я порядком соскучился, однако ночь, проведенная в дамской спальне, «без санитарных удобств», не позволяла долее оттягивать встречу с укромным уголком имения. Потому, скомкав разговор, я, как ошпаренный, выскочил наружу.
В парке по-прежнему никого не было, и я удивился, когда и каким образом садовники умудряются приводить его в такой образцовый порядок. Спешно вернувшись в гостевой флигель, я, наконец, смог уединиться, после чего вернулся в свои покои и спросил у набежавших слуг туалетные принадлежности и завтрак. Хотя графине и нравились резкие мужские запахи, особенно злоупотреблять этим не стоило.
