— Проводите меня.
Барышня в точности так же, как и ее отсутствующая товарка, бесшумно открыла дверь спальни и провела меня в совершенно темную комнату.
Я добрался до кровати, нащупал знакомый пуф и сел в изголовье.
В комнате по-прежнему навязчиво пахло духами, и было душно.
— Как вы себя чувствуете, графиня?
— Лучше, — прошелестел нежный глосс, — только очень болит голова…
— Я же велел вам проветрить спальню, — с легким раздражением сказал я. — Если вы не хотите слушаться, то зачем обращаетесь за помощью.
Скорее всего, барыня к такому тону не привыкла и когда отвечала, голос ее обижено дрожал:
— Как вы не понимаете, мне так плохо! И как можно было открывать окна, когда на улице солнце, я этого не вынесу! Вы, вы так жестоки!
— Сейчас солнца нет, так что вам нечего опасаться. Прикажите проветрить комнату, иначе мне здесь делать нечего.
— Ах, как хотите, ладно, пусть! — проговорила умирающим голосом графиня. — Аглая! Подите сюда!
Понятно, что девушка, которая находилась в соседней комнате, за притворенной дверью, ничего не услышала.
— Аглая! — громко позвал я. — Идите сюда! — Испуганная камеристка проскользнула в спальню.
— Принесите свечу и откройте окна! — приказал я.
— Как можно! Запрещено-с, барин, — испуганно ответила она.
— Ах, Аглая, делайте, как доктор велит, — умирающим голосом сказала графиня, — мне теперь уже всё равно!
— Но, — опять попыталась возразить камеристка, — ваше сиятельство…
Я не стал слушать возражения, принес из соседней комнаты свечную лампу, отдернул гардины и с треском распахнул заклеенное бумагой окно. Сразу стало легче дышать. Спальню осветила яркая, почто полная луна, и я с интересом посмотрел на «страдалицу». Зинаида Николаевна лежала, крепко зажмурив глаза. Она была укрыта до горла пуховым атласным одеялом, голова утопала в подушке. Толком разглядеть ее при таком освещении мне не удалось. Аглая с ужасом наблюдала за моими действиями, покорно опустив руки.
— Вы можете идти, — отправил я ее вон из комнаты.
Трагически всплеснув руками, девушка поспешно выскочила в дверь.
— Вот теперь давайте разговаривать, — миролюбиво сказал я, усаживаясь на свой пуфик. — У вас, сударыня, нет никакой опасной болезни, но если вы хотите себя уморить, это ваше дело.
— Но мне так тяжко! Я так больна! — слабо возразила хозяйка.
— Потому и больны, что не дышите свежим воздухом и не встаете с постели. Сейчас я вас осмотрю и попытаюсь помочь.
— Какой вы, доктор, грубый и сильный, — задыхаясь, прошептала женщина. — Тот дивный запах был от вас?
