— Доброе утро, — сказал я, входя в комнату.
Она не ответила, сидела, с отсутствующим взглядом. Я подошел к столу и заглянул через ее плечо в книгу.
Это был настоящий рукописный пергаментный фолиант. Такую книгу можно увидеть разве что в музее.
— Это что, Евангелие? — спросил я.
Марфа Оковна вздрогнула и захлопнула книгу.
— Как ты меня, сударь, напугал. Нешто можно так подкрадываться.
Я не стал оправдываться и извинился. Хозяйка была одета в сарафан, которого я еще не видел: синий с белой отделкой, присборенный под грудью. Выглядела она вполне здоровой.
— Как вы себя чувствуете? — поинтересовался я.
— Хорошо, поясницу почти не ломит. А уж мазь твоя пропекла…
— Это хорошо, но спину берегите, когда приходится поднимать тяжести, приседайте, чтобы работала не спина, а ноги. Так это, что у вас за книга, Евангелие?
— Нет, — сердито буркнула обычно вежливая Марфа Оковна, по возможности отстраняя от меня книгу, чем окончательно разбудила любопытство.
— Можно посмотреть?
— Нечего смотреть. Ты все одно не поймешь, поди и буков таких не знаешь.
— Она, что, не по-русски написана?
— Пошто не по-русски? По-русски.
— Глаголицей что ли? — наобум назвал я единственный известный мне кроме кириллицы русский алфавит.
— А ты никак ее знаешь?
— Не знаю, — признался я, — и никогда даже не видел. Ее в России почти не использовали.
— Так чего тебе смотреть, коли грамоты не знаешь.
— Я же не почитать прошу, а посмотреть. Никогда не видел пергаментных книг. И вообще непонятно, чего меня боитесь, съем я ее, что ли.
— Съешь, не съешь, а не положено. Правда, что ли, читать не знаешь?
— Ей-богу. Да я и кириллицу толком не понимаю, особенно допетровскую. Название букв слышал, юсы там всякие, большие и малые, а читать не приходилось.
— Ладно, — сжалилась хозяйка, — посмотри.
Тяжко вздохнув, она открыла первую страницу.
Я ее не обманул, глаголицы, второго славянского алфавита, придуманного тогда же когда и привычная нам кириллица, я вживую не видел.
На Руси ее применяли в самом начале распространения письменности, часто вперемешку с кириллицей. Теперь она используется только на Балканах в нескольких областях.
На первой, заглавной странице желтого пергамента, со сношенными от времени закругленными углами, я разобрал только две прописные рисованные буквы. Одна напоминала «Т», другая то ли «В», то ли восьмерку. Строчные буквы были похожи на армянские и грузинские, а не на наши, привычные.
— Вот видите, — упрекнул я хозяйку, — посмотрел: ничего не случилось, а вы боялись. Думаю, сейчас во всей нашей стране и ста человек не найдется, которые смогут прочитать такой шрифт.
