Вспомнив, что отец велел себя разбудить пораньше, Джек постучал в дверь спальни. Стучать пришлось и крепко, и долго — пока проснувшаяся наконец мать не выпихнула отца из супружеской постели.
После сервированного на троих легкого завтрака: отбивные, ливер, яйца, хлеб с маслом и медом, сыр, зелень, пиво и чай — хозяин послал Ланка запрягать, а сам вместе с сыном отправился с ежеутренним обходом фермы.
— Очень уж это унизительно и мне не по нутру, — начал Кейдж-старший, принимать что-либо в дар от обитателей кадмуса. Но я почти не надеюсь отговорить Р'ли изменить решение — об упрямстве жеребяков анекдоты складывают. И пословицы. — Потирая переносицу и рассеянно на ходу насвистывая, Уолт вдруг застыл как вкопанный и ухватил сына за плечо. Признавайся-ка, Джек, говори как на духу — отчего это сирена отказалась от своей доли!
— Не знаю, сэр.
Пальцы отца крепче впились в плечо: — Ты уверен? И здесь не замешано ничего… личного?
— О чем вы, сэр?
— Ты не… — Старый Кейдж, казалось, подыскивал словцо поприличнее. Ты не был с ней… близок?
— Что вы такое городите, отец! С сиреной?! Да мы не виделись вот уже целых три года! И вдвоем оставались совсем недолго.
Отец расслабил железную хватку.
— Верю тебе, сынок! — Он провел ладонью по воспаленным глазам. — О таком не след и спрашивать. И я не вправе обижаться, отвесь ты мне сейчас оплеуху. Как только язык повернулся такое ляпнуть! Но ты должен понять, сынок, — такое все же случается. И куда чаще, чем многие думают. Человек слаб. А уж я-то знаю, какими соблазнительными бывают сирены. Лет двадцать назад, еще до женитьбы… как бы это сказать, сынок… я сам испытал… искушение.
Спросить, превозмог ли его отец, у Джека недостало духу.
Немного погодя оба Кейджа остановились поглазеть на группу сатиров-подростков, едва только начавших обрастать гривкой. Стоя на четвереньках и время от времени прикладывая ухо к земле, они крошили пальцами комья, как бы пытаясь что-то выведать. Затем постукивали по земле пальцами на манер лекаря, пользующего больного, и снова приникали к ней ухом.
С ними был и взрослый — рослый пожилой сатир с длинным, до лодыжек, хвостом, тяжело колыхавшимся при ходьбе.
— С добрым вас утром! — поздоровался он любезно по-английски.
Ни в шафранных его глазах, ни на широком открытом лице не было и следа похмелья или хотя бы усталости после бессонной ночи. «Реже, чем мигрень у жеребяка», — такое присловье бытовало у людей на Дейре.
— Приветствуем и вас, почтенный Чуткоух! — отозвался Кейдж-старший. Что слыхать у нас новенького?
