— Да? Ты, наверное, Думаешь, что теперь имеешь полное право на развод? — закричала Ида. — Ты замужняя женщина перед лицом Бога. Ты подумала об общественном мнении на этот счет?
— Я никогда его не полюблю, мам, — призналась Марчелла.
— «Не полюблю»? — засмеялась Ида, кинув на дочь такой взгляд, по которому безошибочно можно было прочесть мнение Иды насчет любви.
Гарри поступил в бизнес-колледж, продолжая вечерами учиться на бухгалтерских курсах. Иногда он заявлялся домой не раньше десяти вечера. Марчелла тем временем писала один рассказ за другим. В них рассказывалось о смерти ребенка, о браке, о матерях, о том, как муж винил жену за неожиданно случившийся выкидыш. У Марчеллы был целый список журналов, специализировавшихся на публикации романов. Но до сих пор ни одна редакция не дала согласия даже бесплатно напечатать ее рассказы. Она уже привыкла получать возвращенные рукописи. И все-таки, отсылая очередной рассказ, чувство необъяснимого волнения охватывало ее каждый раз при мысли, что, возможно, вот этот самый рассказ будет наконец принят к печати.
С того самого дня, когда она, выписавшись из больницы, оказалась дома, Гарри ни разу не прикоснулся к ней и не произнес в ее адрес ни одного ласкового слова, строго занимая по ночам собственный уголок кровати. Приближались рождественские праздники, и украшенная игрушками новогодняя елка, казалось, являла собой очередное напоминание неудавшейся попытки создать полноценную семью. Это напряжение не могло больше длиться. Однажды вечером, сидя на кухне за ужином, у Марчеллы неожиданно, как бы машинально, вырвался вопрос:
— Ты действительно хочешь остаться женатым, Гарри?
Он виновато поднял на нее глаза, будто испугавшись того, что она прочла его мысли.
— А ты? — спросил он.
Отрицательно покачав головой, она заявила:
— Но я первая задала тебе этот вопрос.
Отложив в сторону свои бумаги и тяжело вздохнув, он произнес:
— К чему спрашивать об этом именно сейчас? Отпив немного вина, она ответила:
— Да потому, что ты не сказал мне ни одного ласкового слова с тех пор, как…^ не закончив начатую фразу, она замолчала, вопросительно глядя на него. — Ты ведешь себя так, будто я виновата в том, что произошел выкидыш, — снова начала она. — Ты хоть понимаешь, как мне больно сознавать то, что я потеряла ребенка?
Проглотив кусок, он уставился на тарелку: — Я это очень хорошо понимаю.
— Это хуже любой боли, — ответила она. — Ты чувствуешь всем телом, как… — И тут слезы хлынули из ее глаз.
