Когда Рон подбежал к девушкам, Дженни, поддерживая руками голову Форд, с ужасом глядела на то, как на светлом свитере расплывается красное пятно крови.
— Люси! — сквозь слезы позвала Дженни, пытаясь поднять подругу и уже с необратимой ясностью понимая, что проклятый автомобиль не случайно пронесся мимо.
Форд на мгновение подняла голову. Увидела лицо Дженни, улыбнулась одними глазами. И, встретившись взглядом с Роном, прошептала еле слышно:
— Я вспомнила… Его имя — Герберт. Макклоски…
И закрыла глаза.
Красавица-яхта медленно покачивалась на морских волнах. Ярко сиявшее солнце играло причудливыми бликами на воде, «зайчиками» бегало по палубе, на которой, уютно расположившись в легких шезлонгах, полулежали двое мужчин. Они были удивительно похожи друг на друга: сытостью и уверенностью. И в то же время резко отличались внешне. Один из них, Стэнли Мерел, напоминал быка, только что отработавшего свой номер в корриде. Его багрово-отечное лицо с мясистым носом и обвисшими щеками свидетельствовало о том, что он готов в любой момент сорваться с цепи. Собеседник Мерела отличался куда более привлекательной наружностью: утонченные черты, изысканность в движениях, мягкая и в то же время победоносная улыбка, означавшая, что ее обладатель, хоть и не дотянул до миллиарда, но нескольких сотен миллионов уже стоит. «Я Гарри Хьюмен» — символизировала эта улыбка.
Иными словами, на палубе фешенебельной яхты беседовали два самых богатых человека страны, два некоронованных «короля» — нефтяной и ракетный. Им было о чем поговорить. Тем более что встречались они довольно редко.
Хьюмен, мужчина сорока лет, ждал, чем объяснит Мерел свой вчерашний звонок на космодром, где он проверял готовность очередного ракетоносителя к запуску. Стэнли позвонил ему и предложил покататься на яхте день-другой. Хьюмен удивился: он давно уже отучил себя от столь бездарной траты времени. Но согласился — с Мерелом не поспоришь: «Хорошо! В каком квадрате она находится?» Простота в отношениях всегда давалась им легко, несмотря на то, что нефтяной «король» был старше на двадцать лет: разницу в возрасте нивелировал золотой блеск миллионных состояний.
Хьюмен, внимательно слушая своего собеседника, не спешил с главным вопросом. Он понимал, что тот сам начнет разговор, для которого вызвал его с космодрома.
Так они и просибаритствовали часа два на открытой палубе, подставляя свои бока то жаркому солнцу, то прохладному ветерку.
