– Вот как! – Такая непосредственность смутила меня. – А как их зовут?
– Инь и Ян, – без выражения ответил священник, все еще глядя мне в глаза. – Тьма и свет, знаете ли. – Он порывисто отошел от меня и вновь затараторил в прежней манере: – Дорогой мой друг, когда вы пришли, я как раз готовился пить чай. Не желаете ли чашечку, прежде чем мы с вами займемся делами? Отлично! Располагайтесь пока, чувствуйте себя как дома, а там посмотрим, что можно для вас сделать.
Он ушел, а я воспользовался возможностью, чтобы оглядеться. Библиотека Питера еще более убедила меня в том, что он очень необычный сельский священник: кроме томов по христианскому богословию тут были собраны книги по всем крупнейшим мировым религиям, а также целая полка трудов по логике и философии. Но как ни было интересно само по себе это собрание, оно бледнело перед каретными часами, которые стояли на каминной полке. Я даже забыл на время о Байроне. Не задумываясь, я подошел к камину, чтобы рассмотреть их поближе.
Каретные часы необычны тем, что их форма почти не менялась с того момента, как их придумал неведомый мастер. Отсюда величайшая неразбериха, трудно определить, когда создан тот или иной экземпляр. Беспринципным мошенникам, куда менее талантливым, чем Искусник Клайв, ничего не стоит взять современную поделку и придать ей старинный вид. Неразбериха происходит еще и по другой причине. Человек, не сведущий в антиквариате, – сельский священник, например, – не имеет возможности узнать, обладает он подлинной жемчужиной или же вещью из тех, что во множестве предлагаются в разделе объявлений воскресных газет.
Иными словами, каретные часы – мечта торговца антиквариатом, и я за все эти годы заработал на них многие тысячи. Поэтому, пока священник не вернулся, я с интересом снял часы с каминной полки, чтобы быстренько прикинуть, насколько они ценные.
Один из приемов оценщика – это взять антикварную вещицу в руки. Если она действительно старая, то, значит, ее так брали в руки тысячи раз, и ваши пальцы почувствуют потертость ее поверхности. Это испытание часы прошли. Эмаль на циферблате тоже была убедительно гладкой. Номер был четырехзначным. После короткого обследования я уже мало сомневался, что часы были сделаны вскоре после отъезда Гилберта на материк. Будучи английского происхождения, этот образчик в самом деле представлял большую ценность, потому что до 1820 года лишь считаные единицы таких часов были сделаны за пределами Франции. А главное, они были «чистые», то есть сохранена первоначальная форма и отсутствовали позднейшие добавления и изменения, вроде стеклянных боковин, испортивших так много старинных каретных часов.
