– Ну, пока я прочитал только одно письмо.
– И?
В трубке послышался шорох: то ли помехи на линии, то ли тихое покашливание Вернона.
– Боюсь, вас ждет разочарование, так что будьте готовы к этому.
– Вряд ли, вряд ли.
– Во-первых, как я предчувствовал, шифр оказался чисельным и поразительно сложным. К сожалению, это означает, что на одной странице содержится не слишком много информации, поскольку каждая буква представлена своим отдельным вычислением. Группы символов, которые на первый взгляд кажутся словами, на деле служат для обозначения одной буквы. Таким образом, шифрованная страница Гилбертовых писем – это лишь короткий абзац обычного письма.
– В таком случае ему пришлось немало потрудиться.
– Это еще слабо сказано.
– Но чего ради? Что он скрывал?
– Судя по первому письму, ничего особо важного. Письмо – чистой воды любовное, Клод.
– М-да.– Я остановился посреди лужайки и посмотрел на небо. Похоже, собиралась весенняя гроза.– Значит, вы считаете, что это плохая новость?
– Во всяком случае, ничего хорошего. Я надеялся на что-то, что оправдает такую таинственность и, таким образом, даст доказательства подлинности писем. Одна любовь этого не дает. Что меня теперь интересует, так это байроновские письма. Надо их расшифровать. Вы собираетесь появляться сегодня в магазине?
– Через час буду. Я прихвачу их.
Я сложил антенну, как адмирал – подзорную трубу, и мгновение смотрел на темные тучи, собиравшиеся на горизонте, словно движущаяся горная гряда. Потом чуть ли не бегом вернулся в дом, потеряв на ходу шлепанцы, которые так и остались валяться на лужайке.
В спальне я на секунду задумался и решил, что времени уже слишком много и нечего делать вид, будто у меня сегодня обычный рабочий день. Может, моим рабочим дням вообще пришел конец. Так что я надел первое, что подвернулось под руку: широкие вельветовые брюки, рубашку с отложным воротником, замшевые туфли и короткий анорак. Потом зашел в кабинет и взял из застекленного шкафчика два письма Байрона.
Едва мои пальцы коснулись бумаги, как меня поразило острое предчувствие, хотя я не смог бы выразить его словами. Это было просто ощущение, что тайна этих писем неким образом связана со мной: мой вчерашний проступок, отношения с Элен и Фрэн, мучения человека, которому некуда бежать, – все получит объяснения.
Пока я ехал в город, надвинулись тучи, в мире стало сумрачно, как в спальне, где задернули шторы. Габаритные огни машин придавали дневному свету еще больше призрачности. Подъехав к магазину, я решил не обращать внимания на счетчик и припарковался прямо напротив двери. Оглядел улицу – нет ли полицейского патруля – и юркнул в дверь.
