Струйка кофе побежала по кафельным плиткам пола. Это было единственное движение на кухне.
– Я понимаю тебя, Элен. Тебе это осточертело, – мягко сказал я. – Тем не менее я не позволю, чтобы какой-то тип, о котором я даже ничего не знаю, дарил моей несовершеннолетней дочери белье, какое впору носить уличной девке.
У Элен задрожал подбородок.
– Ты просто не можешь уступить, да, Клод? Последнее слово обязательно должно остаться за тобой. Ты… – Тут она взглянула в окно и вскочила на ноги. – Пошла прочь, проклятая тварь! Кыш!
С этими словами она бросилась вон из кухни. Мы с Фрэн изумленно смотрели ей вслед. Она тяжело выбежала в залитый солнцем сад, размахивая руками и вопя, как одержимая. Перепуганный соседский кот черной молнией перелетел через ограду. Элен бежала по лужайке, халат ее распахнулся. Добежав до места, где только что был кот, она опустилась на корточки.
Оставив Фрэн у окна, я вышел посмотреть, что происходит. Элен подняла что-то с земли и покачивала, прижав к груди.
– Что стряслось?
– Он мертв, – без выражения проговорила она. Приоткрыла сложенные ладони, показав недвижное смятое тельце воробья с еще трепещущими перышками. Головка откинута, словно в полном изнеможении. На ночной рубашке Элен алела булавочная капелька крови. – Бедняжка! – расплакалась она.
– Он не успел почувствовать боли.
– Ты правда так думаешь?
Горе людей, живущих счастливо, людей, обращающих свою бесхитростную любовь на все окружающее, невыносимо. Для нас, всех остальных, оно как страдание детей.
– Оставь его, – мягко сказал я. – Это в порядке вещей.
Я осторожно взял у нее крохотное тельце (оно еще было едва ощутимо и неприятно теплым, как телефонная трубка, которой только что пользовались) и положил в тени кустов. Затем обнял Элен за мощные плечи и повел к дому.
– Что там случилось? – спросила Фрэн, поднимая голову от стола.
– Этот проклятый кот, – сказал я, – убил воробья.
– Ох!
Элен тяжело облокотилась о кухонный стол и попыталась улыбнуться сквозь слезы.
– Простите. Я такая глупая! – Она утерла глаза и шмыгнула носом. – Столько шума из-за какой-то птички.
Но нам тут же стало ясно, что воробей имеет к этому самое малое отношение. Элен вздохнула довольно театрально.
– Я просто хочу, чтоб мы жили в согласии и были счастливы.
Последовало молчание, во время которого я неуклюже гладил ее по плечу.
– Все этого хотят, – сказала Фрэн и спокойно вышла.
Я поцеловал жену в щеку.
– Я тебя люблю. – Как ни сдерживал я себя, ее ранимость, ее способность все принимать так близко к сердцу, неимоверная доброта вызывали во мне раздражение, злость. – Ты лучше меня.
