По ночам мы больше не занимались любовью. После моего возвращения из Неаполя мы договорились, что с этим покончено. Мы оба честно избегали всяческих намеков на это словом или действием. Но оно всегда стояло между нами, как ни старались мы обходить его. Стояло за всем, что мы говорили или делали, точно так же, как за всяким разговором с престарелыми родственниками стоит одна неизбежная мысль, которую, чувствуешь, нужно гнать прочь.
Боли в желудке усилились, или, может, так казалось в опустелом доме. Сослаться на отсутствие времени, занятого магазинами или поисками мемуаров, я не мог, да и Элен заставляла, так что я наконец пошел к врачу на обследование. Это было накануне возвращения Фрэн из Франции. К моему удивлению, вместо того чтобы успокоить меня, врач очень серьезно воспринял мой рассказ о том, что именно меня беспокоит. Похоже на язву, сказал он, но все же нужно сделать кое-какие анализы в клинике, просто чтобы убедиться. Услышав это, я понял, что он думает о раке. Ну и плевать, сказал я себе.
Это произошло в тот вечер, когда Элен призналась мне. Когда она вернулась домой, я сидел в кухне у двери в сад. Скоро ночь должна была раскрыть свои незримые сети и высыпать миллионы черных лепестков на мир внизу – знак всеобъемлющий и торжественный. В ответ над всем полушарием замерцают огоньки. Когда Элен сказала, что ей нужно поговорить со мной, я не захотел даже обернуться, хотя она просила, почти умоляла уделить ей четыре-пять минут. В конце концов она вынуждена была все высказать в мое левое плечо. Она любит Росса. С того самого года, года одиночества для нее, когда Кристофер поступил в университет, она чувствовала, что наш брак умер. Она делала все, что в ее силах, чтобы оживить его, но было бесполезно. Ни она, ни Росс не смогли подавить своих чувств. Они решили подождать, пока Фрэн окончит школу, а там все рассказать мне. Они испытывают огромное и невыносимое чувство вины, такое, что нельзя выразить словами. Она умоляла постараться и понять их.
Я долго молчал. Смотрел в сад. Смерть, даже когда неизлечимо болен, всегда страшный удар. Впрочем, я был меньше потрясен, чем должен был бы. Где-то в глубине души я знал, что у нее кто-то есть и этот кто-то – Росс, натура страстная, которого трудно не полюбить.
– Клод, пожалуйста, поговори со мной.
– Хорошо, поговорим. Ты трахалась с ним?
– Пожалуйста, не говори таких слов, милый.
– Меня от тебя тошнит. Слово тебе не нравится, а дело ничего, да? Просто скажи, да или нет.
