Или — спрашивают еще категоричней:
- Что между вами произошло?
— Между нами ничего не произошло. Он был и остается моим старшим братом. Просто у каждого вокзала оказалась своя дорога.
Он пришел и спросил: "А что у вас происходит здесь?" Сказали: ничего, живем нормально. Его посадили, налили ему чаю. Он спросил: "Вас кто-нибудь охраняет в этой жизни?" Ему сказали: да. Он говорит: "Кто?" Отвечают: санитары. Он предложил: давайте, я спою вам песню. Начал петь. Вдруг звонок в дверь.
Он открыл. Вошли люди в белых халатах, в колпаках и черных очках. Опять санитары-оборотни пришли? Да, это санитары-оборотни. Мимо них прошмыгнула крыса и скрылась. Они спросили: "Здесь есть еще кто-нибудь кроме вас?" Он ответил: "На улице есть дождь".
Они вошли, обыскали все комнаты и никого не нашли. "В феврале у вас был гость", — "Да, был, но его теперь уже здесь нет".
И он ему сказал: если ты хочешь, ты можешь стать генералом. У нас очень большой город, в этом городе все можно. Он говорит: не хочу. Лучше я буду наркоманом, чем генералом. Ты будешь позорить нашу семью? Нет, я не хочу позорить нашу семью. Просто я не собираюсь этого делать, и все. Так кем ты станешь? Кем я стану, тем стану.
Знаешь, однажды моя рука была в голове моего друга. Он спрыгнул с пирса и утонул. Я бросился его спасать. Когда я вытаскивал его на берег, моя рука провалилась в его мозг.
Из ненаписанного сценария к не отснятому фильму.
Меня часто просят рассказать об инсценировке "Егоркиной былины" в университете. Мы делали это втроем — Башлачев, Кинчев, я… Башлачев сочинил вещь, которая совершенно классически является… колдовской. У него таких вещей две: "Егоркина былина" и «Ванюша». Я боюсь этих песен — но не то чтобы такой… «страшной» боязнью, а — духовной. Потому что человек, входящий в образ того, от имени которого он поет, сам как бы должен отчасти становиться своим персонажем. Саш-Баш в этом был очень силен — он сначала входил в образ, потом переносил его на других, чем, собственно, и лечил их. Классический русский стиль — "подобное лечится подобным". То есть он рассказывал алкоголику о его галлюцинациях. Я сначала, когда впервые слушал эту песню, не понял — о чем это. Потом до меня дошло, что здесь переложен классический бред алкоголика:
… Он, бродяга, пьет год без месяца
С утра мается, к ночи бесится,
Перемается, перебесится,
Перебесится, да повесится…
пел он сначала. А потом уже пел по-другому: "да дай Бог — не повеситься". В «Ванюше» — еще страшней ситуация.
