— А чо будет? — толпа ржала над Матвеевыми философствованиями.
— Чего будет? — переспросил Матвей с усмешкой. — А ничего не будет. Абзац будет и вам, и нам, и женовым теплым подмышкам. В лучшем случае — Царствие небесное.
— А в худшем? — дружно спросила толпа.
— А в худшем будете вечно лизать сковородки в аду, — отрезал Матвей.
— А ты кто такой, — встрепенулся вдруг длинный мужик с татуировками, — чтоб нас сковородками стращать? — Он раздвинул толпу и угрожающе пошел на Матвея. — Кто ты такой, я спрашиваю, что рабочего человека на сковородки отправляешь? Я тебя, сука, сейчас самого сковородки лизать отправлю. — Переходя на срывающийся крик, татуированный человек продолжал наступать на Матвея. — Да я тебя…
Толпа загалдела, раззадоренная уязвленным мужичишкой. На Матвея посыпалась нецензурщина, назревало мордобитие.
— Врежь ему, Петруха, чтоб на всю жизнь запомнил тяжелую руку народа.
— Вдарь по соплам.
Не раздумывая больше, Митя бросился в гущу толпы, наседавшую на Матвея (тот уже принимал первые удары и оплеухи), растолкал груду потных тел, внедрился в самый центр событий и что есть мочи закричал, пытаясь перекрыть голосом буйный гвалт:
— Господа! Прошу внимания. Прекратите избиение. Вы что, не видите, это сумасшедший, у него справка есть, он на учете в психдиспансере состоит. Да прекратите же! Связались с сумасшедшим, да еще и руки распускают!
Толпа немного раздалась в стороны, но до мира было еще далеко. Требовались более сильные аргументы.
— Я его лечащий врач. У пациента шизоидная амнезия правого полушария мозжечка, осложненная синдромом депрессивной абстиненции. — Митя нес дикую околесицу, сам мало что в ней понимая, но очень надеясь, что к незнакомой терминологии будет проявлено уважение.
Напрасно он на это рассчитывал.
Эффект оказался прямо противоположным. Сзади, над ухом вдруг раздался обиженный голос:
— А ты не умничай! — И сразу вслед за этим он почувствовал оглушительный взрыв в голове.
Перед глазами сверкнула яркая молния и тут же рассыпалась множеством искр. Медленно, точно во сне, Митя обернулся, чтобы понять причину взрыва. Ею оказался прыщавый юнец, с дебильной улыбкой и детским изумлением на лице рассматривающий оранжевую каску.
— Гляди-ка! Треснула. Во падла! — восхищенно сказал он и сунул расколовшуюся каску Мите под нос.
И тут на Митю сошло откровение.
Ему внезапно открылся истинный смысл слова «ошеломить». Оно брало начало от древнерусского «шелом» — шлем. Теперь он знал, что в Древней Руси боевые шлемы использовались не только для обережения головы в битве, и не только для вычерпывания ими Дона, как в «Слове о полку Игореве». Было у них и еще одно назначение — служить оружием ближнего боя. Предки дрались не только мечами, но и шеломами, которые предназначались исключительно для битья по голове (соответственно незащищенной — шеломы были в руках у противников). Позже ошеломление вошло и в фольклор, но следы его здесь неявны и туманны. Например, поговорки «Закидать шапками» и «Прийти к шапочному разбору» явственно указывают именно на это забытое боевое искусство славян.
