Митя встряхнулся, сбрасывая набежавший сон, и осмотрелся вокруг. Солнце спускалось к горизонту, тени удлинялись, равнина медленно вечерела и выцветала. На часах была половина девятого, но ему казалось, что он очень долго и крепко спал — целую вечность, и ему снился удивительный сон, в котором он прожил этот день во второй раз, и совсем по-другому.
Он поднялся с земли, спрятал камень поглубже в карман, подхватил вещи и отправился в обратную дорогу.
Около дома его встретил отдающий вандализмом сюрприз. Аккуратной пешеходной дыры в заборе больше не существовало. Вместо нее неприветливо ощерилась огромная брешь, в которой легко могли разминуться два броневика. Выломанные доски лежали в стороне. Навстречу Мите вылетел Сережа с восторженным воплем аборигена прерий. Возбужденно размахивая руками, он ввел его в курс дела. Оказалось, пролом в заборе — работа Эдика, темной личности с третьего этажа, занимавшейся бизнесом. Сегодня Эдик переполошил весь дом, приехав на новой машине (Мите показалось, что он уже слышал сегодня об этом). Его сопровождали два огромных пацана со страшными лицами (выражение Сережи). Они-то и управились с забором за пару минут, в запале отхватив от него лишние метры. Потом Эдик заперся с ними дома, а шокированной общественности, шатавшейся по двору, выставил полящика водки на обмыв.
Все это Сережа радостно вывалил перед Митей и, вцепившись в него мертвой хваткой, потянул к застолью. Сбоку дома горел костер. Заправлял всем Матвей. Рядом с ним на куске бревна сидел Егор Пантелеймоныч, худосочный, но жилистый пенсионер с беспокойным характером. Мирная жизнь на заслуженном отдыхе была для него сущим мучением, поэтому он подался в оппозиционеры. Вступил в Партию недовольства режимом (ПНР — в народе недовольных партийцев называли пионерами) и даже занял какой-то мелкоответственный партийный пост.
Напротив Пантелеймоныча сидели два юных создания: Илья, студент девятнадцати лет, обитавший на шестом этаже с больной матерью, и девушка, изящно расположившаяся на куртке ухажера. Митя знал ее имя — Анна. Иногда встречая ее, он каждый раз поражался тому, с какой легкостью красота находит дорогу в убогие места, вроде их пропащего двора, и одаряет собой увечные души этих мест.
— Просим к нашему шалашу, — закричал изрядно хмельной Матвей. — Будешь почетным гостем на именинах сердца. Фужер гостю!
Мите вручили полный стакан. Он свалил в стороне свою туристическую поклажу и подчинился этикету. Выпив за долгую жизнь Эдиковой машины, подыскал местечко на траве и приготовился влиться душой в теплую компанию мирно вечеряющих соседей.
