Витек решил во что бы то ни стало достать этого волка. Лучше всего пристрелить. Ружье у него было. Старенькое, отцовское еще, но исправное. Проблема была в том, как этого волка достать. Дом Семеновых возвышался, как неприступная крепость. Со всех сторон окружал его новенький добротный забор. Но сарай, в котором выл этот волк, одной стеной примыкал к улице. Сарай этот был очень старый — у Володьки еще не дошли до него руки. Была еще одна проблема, которая занимала мысли Витька — большой и злобный кобель Семеновых. Его-то Витек трогать и не собирался — это было бы покушением на собственность. А волк — он и есть волк. Вне закона! Какое они право имеют волка в деревне держать!
Он все ходил возле этой стены сарая и к ней присматривался. Заметил в одном месте совершенно гнилую широкую доску. Ткни ее гвоздодером — и готово. Несколько раз приникал он плотно ухом к стене и слушал. Хотел удостовериться, тут ли волка держат. Несколько раз слышал он повизгивание, позевывание, поскуливание. Вскоре Витек уже не сомневался, что волк находится именно в этом сарае.
В один из дней в магазине, выманив у продавщицы взаймы бутылку, Витек самодовольно похвалился:
— Ну на днях я этого волчару возьму!
— Да как же возьмешь-то? — подивилась бабка Надя. Тут вспомнила она про пропавшую курицу: — Давно пора, у меня вон курица пропала!
— Я все продумал! Вы еще все мне спасибо скажете!
— Ладно, ладно, поставлю тебе бутылку, только сделай свое дело, — расщедрилась вдруг бабка.
— Вот это разговор! — Витек очень обрадовался и решил, что к делу надо приступать, не откладывая.
После того, как Эля с Русланом вновь покинули ее, Ева не находила себе места. Она стала неотзывчивой и угрюмой, она перестала подходить к Володе, и целыми днями металась по вольеру или забивалась вглубь сарая. Скулила, выла, пыталась рыть лапами землю у сетки. Она хотела одного — покинуть это место и найти свою стаю. Она хотела в свой дом, в свое тепло, к своим запахам, она хотела к своему маленькому ласковому человечку, который играет с ней и тихонько смеется и называет ее «обезьяной».
…Ранним утром, в густых беспросветных сумерках наступающей зимы кажется, что день никогда не наступит. В тяжелом небе — ни проблеска света. Деревня еще спит, будто погруженная в летаргический сон, и лишь в редких домах зажигаются маленькие желтые оконца, и печной душистый дымок начинает куриться над крышами. Сонно брешут собаки, и какой-нибудь бравый петушок вдруг прокричит хрипло и глухо в своем курятнике.
