— Так вы предполагаете, что оба убийства совершил Авекян?
— Конечно! — воскликнул Берестов, радуясь понятливости старшего лейтенанта. — Все факты налицо!
— А зачем он их убил?
— Как зачем? — удивился Берестов. — Это уже у него надо спрашивать!
— У него должен быть мотив. Причем серьезный.
— Куда ещё серьезней? С Алексеем Климентьевым они вертели совместные дела. Может, деньги не поделили, может, бабу! Черт его знает. А его мать он пришил, потому что узнал, что она добивается возбуждения уголовного дела по убийству её сына.
Тут следователь с умными глазами стал проявлять какую-то не милицейскую несообразительность.
— Но ведь она и раньше добивалась возбуждения уголовного дела.
— А сейчас открылись новые факты. Понимаете? Появились новые свидетели. Дело стало принимать совсем другой оборот.
— А зачем ему нужно было колоть их шприцем? Нельзя, что ли, нанять киллера? Это обошлось бы дешевле, и мороки было бы меньше. М-да… Почерк убийств явно не бандитский.
— Но то, что оба убийства совершил один и тот же — ясно как белый день!
Старший лейтенант Круглов не разделил предположения Берестова. Он задумчиво вгрызся в ручку и уставился в потолок.
— А зачем нужно разукрашивать бритвой лбы?
Круглов вышел из оцепенения, деловито протянул Берестову листок бумаги и ручку.
— Изложите все это на бумаге, только покороче. И больше фактов! А предположений ваших не надо.
— На чье имя писать?
— На имя капитана Батурина Анатолия Семеновича.
— Почему на имя Батурина? — удивился Берестов.
— Потому, что он ведет это дело.
Берестов долго всматривался в старшего лейтенанта, затем, снизив голос до полушепота, произнес:
— Я не уверен, что капитан Батурин заинтересован в раскрытии этого дела.
— Почему? — удивился Круглов.
— Он один из тех, кто был тогда в следственной группе.
— Ну и что?
— А вы подумайте! — поднял палец вверх Берестов. — Пожалуй, я изложу все это прокурору. Ведь убийствами занимается прокуратура? Не правда ли?
Берестов вышел из ОВД с тяжелым сердцем. «Не нравится мне все это», пробормотал он и пешком отправился в районную прокуратуру. Дойдя до неё и уже ступив одной ногой на высокое гранитное крыльцо, Берестов оглянулся. Что его заставило оглянуться, он не понял, но, когда повернул голову назад, остолбенел. В него метились из черной короткой винтовки из окна белого «опеля». В ту же секунду журналист разглядел и лицо киллера в черных очках. Это был парень лет двадцати пяти, постриженный под ежик, с косым глубоким шрамом на лбу, на котором отпечатались белые следы от швов. У него были ровные черные усики и ямка на подбородке, а тонкий библейский нос имел небольшую горбинку. Но горбинку Берестов разглядел уже после, когда парень разворачивался на машине и Леониду удалось увидеть его профиль. Но это потом. А сейчас он целился в Берестова и одна половинка его рта расползалась в улыбке. Беззащитному журналисту ничего не оставалось, как сжаться и грустно пригнуть голову. Раздался глухой хлопок, и Берестов услышал, как пуля, просвистев в сантиметре от его виска, вонзилась в гранитное основание здания, отколов от него несколько кусочков.
