Пришло время задуматься банкиру. После тяжелой паузы он спросил:
— Но где вы с ней познакомились?
— В Симбирске, в девяносто четвертом году. Она приезжала с одной бригадой… Извините, не могу сказать, что за бригада и кому она служит. Словом… мы вместе работали по одному делу.
— Что? — поднял брови банкир. — Она была в девяносто четвертом в Симбирске и не дала о себе знать?
— Поверьте, работа, которую она делала, стоила того, чтобы временно забыть о дочерних чувствах. Кстати, вас она видела на балу у вице-губернатора. Если бы вы её узнали, то провалили бы операцию.
«А ведь точно!» — осенило банкира. В тот вечер, в загородном доме Канаева… Черт! Когда он вошел в зал, то ему показалось, что в этом пьяном водоворота мелькнуло знакомое лицо. Он хотел приглядеться к той девушке, танцевавшей с одним известным ублюдком, но вице-губернатор закрыл танцующую пару спиной. А потом даме, кажется, сделалось плохо.
— Так чем же она занималась все эти годы? — спросил банкир. — Из того, что вы рассказали, я не понял ничего.
— Считайте, что она была на службе, — спокойно ответил Закадыкин. — И не спрашивайте, у кого. Не отвечу. Извините. К сожалению, время мое истекает. О вашей дочери я знаю очень мало. Видел её всего один раз в октябре девяносто четвертого. И все. Так что добавить к тому, что я вам рассказал, мне практически нечего.
— Подождите! Не вешайте трубку! Я хочу спросить: знаете ли вы поэта Александра Полежаева?
— Полежаева? — удивился Закадыкин.
— Это мой друг. Он бесследно исчез в восемьдесят девятом. А, собственно, почему вы меня о нем спрашиваете?
— Могла ли моя дочь быть с ним знакома?
— Вряд ли! Их пути никак не пересекались. А вот с его женой она, кажется, была знакома. Даже более чем знакома.
Закадыкин тяжело вздохнул и задумался.
— Что значит «более»? — насторожился Быстрицкий.
— Видите ли… Близкие подруги знают друг о друге меньше, чем ваша дочь знала о Полежаевой. А ведь я у Софьи спрашивал, была ли она знакома с женой поэта. Софья, ответила, что не была. И соврала.
— Почему вы решили, что соврала? Софья не имеет привычки лгать.
— Видите ли, в чем дело… — замялся Закадыкин. — Когда той осенью я принимал их в своей квартире, ваша дочь почему-то сразу бросилась ко мне, как будто знала сто лет, а между тем видела меня впервые. И я видел её впервые. Она назвала меня по фамилии, причем в такой же фамильярной манере, в какой обычно называла пропавшая Зинаида. Тогда-то я и спросил, знала ли она Полежаеву. Ваша дочь ответила, что не знала. И отвернулась. Потом ещё несколько раз я ловил её на том, что она совершенно непринужденно выдавала обо мне такие сведения, какие могла знать только Зинаида, с которой мы были дружны. Софья объясняла это тем, что перед встречей всегда скрупулезно изучает личные дела тех, с кем собирается работать.
