Он замолчал, глядя на свои руки.
— И ты приехал сюда, — сказал Декс.
— Сначала я вернулся в Амберсон Холл. Навел порядок под лестницей. Собрал все Вилмины вещи и засунул обратно в ее сумочку. Подобрал туфлю уборщика и его ручку и очки твоего аспиранта. Сумочка Вилмы все еще на сидении. Я оставил машину на нашей — на моей — подъездной дорожке. По пути я выбросил в реку остальное.
— И что потом? Пришел сюда?
— Да.
— Генри, ну а если бы я проснулся до твоего прихода? Позвонил в полицию?
Генри Нортрап ответил коротко:
— Этого не случилось.
Они уставились друг на друга, Декс со своей кровати, Генри со стула у окна.
Тихо, почти неслышно, Генри произнес:
— Вопрос в том, что будет дальше. Три человека скоро будут объявлены пропавшими. Ничто не связывает всех троих вместе. Нет никаких признаков грязной игры; я позаботился об этом. Ящик Бэдлингера, тележка, малярное полотно — их пропажу, по-видимому, тоже обнаружат. Начнутся поиски. Но вес тележки приведет ящик на дно карьера, и… на самом деле там нет никаких тел, не так ли, Декс?
— Нет, — сказал Декс Стэнли. — Полагаю, нет.
— Но что ты собираешься делать, Декс? Что ты скажешь?
— О, я мог бы рассказать историю, — усмехнулся Декс. — И закончить в психбольнице штата. Возможно, обвиненный в убийстве уборщика и Гересона, если не твоей жены. Неважно, насколько хороша была твоя уборка, судебные полицейские найдут следы крови на полу и стенах лаборатории. Пожалуй, я буду держать рот на замке.
— Спасибо, — сказал Генри. — Спасибо, Декс.
Декс подумал о той неуловимой вещи, которую Генри назвал общением. Проблеск света во тьме. Он подумал об игре в шахматы, возможно, два раза в неделю вместо одного. Возможно, даже три раза в неделю… и, когда партия не закончится к десяти, можно будет продолжать ее до полуночи, если ни у кого из них не будет занятий рано утром. Вместо того, чтобы откладывать доску в сторону (после чего, весьма вероятно, Вилма «совершенно случайно» опрокинула бы фигуры, «вытирая пыль», и игру пришлось бы начинать с самого начала вечером следующего четверга). Он подумал о своем друге, наконец освободившемся от этих Тасманских дьяволов другого сорта, убивающих более медленно, но также верно — через сердечный приступ, удар, рак, повышенное кровяное давление, воющих и свистящих под ухом до самого конца.
И в последнюю очередь он подумал об уборщике, подбрасывающем свой четвертак, и о том, как четвертак падает, и закатывается под лестницу, где очень старый ужас сидит тихо и ждет, покрытый пылью и паутиной, притаившийся… ждет своего удобного случая.
