— Не знаю такого, — отрезала целительница.
— А у меня другие сведения. Мне говорили, что вы были друзьями.
— Кто говорил? — вскинулась она и прикусила губу — сообразила, что допустила оплошность. — Ладно, это не важно. У меня сейчас совершенно нет времени. Я сегодня уезжаю. Оставьте мне свой телефон, я перезвоню, когда приеду.
— В Барнаул? За своим сабельником? В холодные алтайские болота?
Она презрительно молчала.
Гордеев протянул карточку и снова переменил мнение о ее возрасте. Макияж макияжем, но все же едва ли ей можно было дать больше тридцати пяти. Некоторые женщины кажутся старше благодаря низкому голосу.
— А эта девушка, Анастасия, она…
Он не договорил, потому что Астафьева приблизилась и зловеще зашипела:
— Может, оставите в покое бедняжку?! Мало она на суде натерпелась?!
«Так она из тех двух девчонок, за которых вступился Великанов!» — сообразил Гордеев. Вот где он ее встретил, надо же… Ну что же, вполне объяснимо — психологическая травма и все такое.
Гордеев выскочил на улицу и догнал быстро идущую Анастасию. Если он правильно помнил, ее фамилия была Конькова.
— Настя, подождите, я адвокат Сергея Великанова, вы же его помните?
— Я сейчас занята, — сказала Анастасия, втянув голову в плечи и не оборачиваясь. — Давайте завтра. Или вечером.
— Давайте вечером, — ухватился Гордеев.
Интуиция подсказывала, что девушка в суде сказала не все, что знала.
Договорились, что Анастасия заедет к нему в офис. Гордеев уже жалел, что отпустил, думал, что не придет, но нет, точно в назначенное время она появилась.
Правда, ничего нового из Анастасии Коньковой вытянуть не удалось. Она слово в слово повторила все, что говорила на следствии и в суде, а главное — пистолет Макарова вытащил из кармана доктор Великанов. У адвоката было такое впечатление, словно она перечитала конспект, в котором была записана ее роль, а между тем суд закончился более полугода назад.
Девушка привстала и наклонилась через стол к гордеевскому уху:
— Я хочу вам кое-что сказать.
— По секрету? — Гордеев подумал, что ожидания его оправдываются.
— Ага.
— Вообще-то здесь, кроме нас, никого нет. Ну хорошо, я весь внимание.
— Так вот. Я бы хотела стать мулаткой.
— Что, простите? — удивился Гордеев.
— Мне не нравится моя кожа…
— То есть как это?
— Не нравится, — подтвердила она. — Вообще никакая белая кожа не нравится. Такая какая-то, как будто ее совсем нет. Ужасная незащищенность. Жилки видны. Как так можно жить, я не понимаю. Если бы все в один момент стали неграми, это был бы праздник.
