— пробормотал младший компаньон, крепкий, дородный человек, но куда более слабый телом и душой по сравнению с энергичным главой фирмы. — Ах! Лучше пы нам софсем не ротиться, тшем тошить то такой шисни!
Джоб Вигинтон сочувственно охнул. Я быстро сообразил, что произошло нечто неладное, и так же быстро понял, что это таинственное «нечто» не имеет прямого отношения к моей дерзкой попытке завоевать сердце Эммы Сполдинг. Что же случилось? Существует только один вызывающий трепет призрак, который вечно преследует воображение самых смекалистых служащих коммерческих фирм, — Банкротство. Но эта фирма была настолько солидна, настолько верна своему курсу и устойчива, она столь скромно следовала по стародавнему руслу в том духе, как это принято в Старом Свете, что порой даже служила предметом насмешек для прочих скороспелых фирм, которые как грибы ежедневно вырастали и лопались вокруг нас. Но долго раздумывать над этим мне было некогда, потому что мистер Сполдинг остановился, порывисто подошел ко мне и взял меня за руки.
— Джордж Уолфорд, — произнес старый коммерсант, и в лице и в голосе его было гораздо больше чувств, чем он когда-либо выказывал… — Я жестоко обошелся с вами недавно. Вы были мне хорошим другом до… до… — тут он покраснел и умолк.
Я взглянул на мистера Хаусермана, но толстяк, бормотавший отрывочные фразы на родном языке, выглядел таким беспомощным, что от него нечего было ждать объяснений. Поэтому я постарался ответить мистеру Сполдингу по возможности самым твердым голосом, что, как я надеюсь, наше взаимное уважение сохранилось и что я по-прежнему считаю себя преданным другом ему и его близким и буду рад доказать это на деле.
— Так я и думал… Так я и думал, — произнес коммерсант, и на миг довольная улыбка озарила его лицо. — Вы славный малый, Джордж, вот почему в трудную минуту я обращаюсь к вам за помощью, я, бездушный и непреклонный человек, каким показался вам в тот день… когда… Ну, да не стоит об этом!
— Я перфый так и скасал, — воскликнул мистер Хау-серман. — Пософем Шорша Уолфорта, вот шта я скасал.
У нефо есть смекалка, он есть отшень короший молотой шеловек.
Прожив четверть века среди англосаксов, мистер Хаусерман так и не научился правильному английскому произношению. Да иначе и быть не могло, потому что вне стен конторы он все свое время проводил в обществе таких же тевтонов, наводнивших всю Америку, с которыми он мог услаждать себя беседой на немецком языке, рейнвейном и черным кофе, точь-в-точь как на родине. Я никогда не подошел бы к описанию конца нашей встречи, если бы стал дословно передавать все возгласы на ломаном языке и все неопределенные замечания младшего компаньона, как и комментарии Джоба Вигинтона. Преданный кассир переживал беду своих хозяев, как верный пес, и, не более чем последний, способен был дать практический совет. Мистер Вигинтон заслуживал всяческого доверия, он умел держать язык за зубами и был чист как слеза, но все же представлял собою всего лишь простую машину для подсчитывания выручки, подведения баланса и запирания сейфов. Мистер Хаусерман был не многим умнее кассира, он был поразительно силен в арифметике, мог обнаружить ошибку в полпенни, там где дело касалось миллиардов, и обладал великолепным почерком. Но при всех этих достоинствах он завоевал свое положение в коммерции отнюдь не в силу способностей, а благодаря полученным в наследство флоринам, а также благодаря талантам и деловым качествам своего английского компаньона, из уст которого я и услышал следующее.
