Иван Сергеевич Беглов, интуиции которого мог бы позавидовать самый лучший сыщик, сделал последнюю попытку отстранить от себя Семенова, сказав ему:
— Ну, брат, ты меня совсем придавил. Пойдем-ка с тобой к барной стойке, там и поговорим как следует.
Но толстяк был слишком увлечен изложением своего бизнес-проекта, чтобы обратить внимание на реплику Беглова.
Тем временем Риневич подошел к Боровскому и, остановившись в шаге от него, громко и с улыбкой произнес:
— Геня, здравствуй! А ты почему один? Не нашел себе достойную компанию?
Боровский медленно повернул голову и уставился на Риневича таким взглядом, словно увидел перед собой покойника. На его щеках сквозь смуглость кожи проступила бледность. Красные губы дрогнули. Но Риневич, казалось, не замечал случившейся с другом метаморфозы.
— А где твоя благоверная? — весело продолжил он, окидывая взглядом зал.
— Ее нет, — ответил Боровский тихим и каким-то сиплым голосом.
— Вот как? — поднял белесые брови Риневич. — Никак поссорились? Ну ничего, Геня, не грусти, помиритесь еще. Какие ваши годы. За вас!
Риневич отсалютовал другу фужером с шампанским, затем запрокинул голову и вылил шампанское в рот. Потом достал из кармана платок, промокнул губы и весело посмотрел на Генриха Игоревича.
И тут с Боровским случилась еще одна метаморфоза. Его красивое и упитанное лицо вдруг осунулось, словно он разом, в один миг, похудел килограммов на десять. Бледность, покрывавшая щеки, разлилась по всему лицу. Боровский нахмурил черные брови, отчего поперек его переносицы прорезалась глубокая резкая морщина, и быстрым движением сунул руку во внутренний карман пиджака.
Риневич проследил за его движением и тоже побледнел.
В тот момент, когда Боровский достал руку из кармана, на губах Риневича все еще играла улыбка. Он не перестал улыбаться, даже когда увидел в судорожно сжатых пальцах Боровского маленький блестящий пистолет, направленный дулом прямо ему в живот. Он лишь легонько приподнял брови и спросил с прежней веселостью:
— Пистолет? А это для кого?
— Для тебя, — ответил Боровский. — Сейчас ты умрешь, и я хочу, чтобы ты это осознал.
— Осознал? — удивленно переспросил Риневич. — Осознал что?
— Что сейчас для тебя все кончится, — жестко сказал Боровский. — Это последние секунды твоей жизни.
Риневич посмотрел на пистолет, затем перевел взгляд на Боровского. Улыбка медленно сползла с его лица.
— Но это какое-то безумие, — тихо проговорил он. — Может, нам лучше поговорить?
