— Две фотографии за два года службы. Не густо, — заметил Александр Борисович.
Старик Риневич развел руками:
— Увы. Больше нет и никогда не было.
— Александр Олегович, вы разрешите мне забрать эти фотографии? С возвратом, конечно.
— Да ради бога. Забирайте хоть насовсем. Я ведь в этот фотоальбом годами не заглядываю.
— Спасибо. — Турецкий взял снимки и убрал их в сумку. — Обязательно верну, — пообещал он старику. — Кстати, может, вы знаете фамилии тех, кто изображен на групповом снимке? Ну, может, Олег произносил?
Старик покачал головой:
— Нет, он никого из них не называл. Я вообще больше ничего не помню. Все, что мог, я вам уже рассказал, так что… — Он вновь развел руками. — Вы лучше чай допивайте, пока совсем не остыл.
Турецкий посидел у Риневича еще минут пятнадцать, но старик так ничего больше и не вспомнил. Поняв, что высидеть ничего больше не удастся, Турецкий засобирался. Перед уходом, уже в прихожей, он вспомнил про пистолет и поинтересовался:
— Кстати, Александр Олегович, а разрешение на ствол у вас имеется?
— Разрешение? На какой ствол?
— На тот, которым вы в меня целились.
— Господь с вами, Александр Борисович. Сроду я в вас не целился. А разрешение имеется. А как же иначе.
— Можно мне на него взглянуть?
— На разрешение-то? Э-э… — Глаза старика забегали. — Да я уж и не помню, куда его запихал. Склероз ведь, сами понимаете.
— И все-таки придется поискать, — настойчиво сказал Турецкий. — А лучше отдайте его мне. Пока не случилось беды.
Он протянул руку. Старик некоторое время молчал, грозно двигая седыми бровями, потом вздохнул, вынул из-под себя маленький пистолет и положил его на протянутую ладонь Турецкого.
— Теперь мне и защититься нечем, — проворчал он.
— Просто не открывайте дверь незнакомцам, — сказал Турецкий. — По крайней мере, до тех пор, пока они не покажут вам документ. Цепочка у вас на двери крепкая, живете вы скромно, так что бояться вам нечего. — Он осмотрел пистолет. — Ого! Вальтер. Где вы его приобрели?
Старик вздохнул:
— На рынке, в прошлом году. Сейчас у черномазых что угодно купить можно.
— Узнаете того, кто вам его продал?
— Черномазого-то? — Риневич криво ухмыльнулся, обнажив желтые стариковские зубы. — Да вы что? Они же все на одно лицо.
— Ясно. В таком случае — до свидания. Если вспомните что-то важное — звоните. Моя визитка у вас на столе.
И Турецкий покинул квартиру старика, сопровождаемый его сердитыми, гневными взглядами.
Мишаня Камельков, молодой следователь Генпрокуратуры, выслушал Александра Борисовича без особого энтузиазма. В последние дни он был завален работой, о чем и сообщил Турецкому, надеясь на снисхождение. Но снисхождения он не получил.
