Тень Сохатого | страница 111



И было тут кое-что, о чем стоило задуматься всерьез. Дело в том, что после всех этих встреч и бесед у Александра Борисовича сложилось странное, и даже мистическое, ощущение, что за убийством Риневича, за развалом объединения «Юпитера» и «Дальнефти» да и вообще за всей этой шумихой с раздуванием уголовных дел вокруг Боровского стоит какая-то вездесущая и всемогущая демоническая личность. Вот только что это за личность, где она обитает и почему так невзлюбила Боровского (да и Риневича, ведь именно его Боровский отправил на тот свет) — это оставалось тайной.

Впрочем, мало ли что кому может казаться. «Возможно, я сам накрутил себя, — думал Турецкий. — А в реальности все просто как дважды два».

Правду мог открыть непосредственный участник всей этой «дьявольской вакханалии» — так Турецкий мысленно прозвал события, происходящие вокруг имени Боровского, но Генрих Игоревич продолжал хранить гробовое молчание. Причины его дикого поступка по-прежнему оставались тайной.

За три часа до беседы с Катей Поляковой Александр Борисович сидел в кабинете у одного из приятелей Боровского и Риневича. Это был бизнесмен отнюдь не средней руки, который занимался «железом» (так он сам это называл), а свободное время проводил в элитном клубе новой российской аристократии в компании себе подобных. Там он и подружился с Риневичем и Боровским. Звали бизнесмена Дмитрий Ильич Коваленин. Он был дороден, бородат и смугл, а когда улыбался, был похож на Эрнеста Хемингуэя с известного портрета.

— Насчет Риневича твердо могу сказать одно, — рассказывал Коваленин, — этот человек умеет получать удовольствие от жизни. То есть умел, — немного сконфузившись, поправился Коваленин. — А вот Генрих Боровский, тот был сделан совсем из другого теста.

— Почему «был»? — поинтересовался Турецкий.

— Потому что прежнего Боровского больше нет, а каким он выйдет из тюрьмы, я не знаю. Прежде это был очень добрый, интеллигентный и… не побоюсь этого слова, совестливый человек. Да, да, не улыбайтесь. Среди олигархов тоже попадаются вполне интеллигентные люди. Биография Генриха говорит сама за себя. Ее, кстати, можно пересказать в нескольких фразах.

— Попробуйте, — попросил Турецкий.

— Да ради бога, — улыбнулся Коваленин. — Ну вот, допустим, живет себе на свете олигарх. Живет, живет, наживается на государстве и наших бедных гражданах. И вдруг — бац! На него нисходит озарение. Ну, может, и не бац, конечно. Может, это у него подспудно зрело. Где-нибудь в глубине души. Есть же и у олигархов душа, или вы это отрицаете?