Гордеев хотел было сказать Артемьеву, что тот и сейчас вполне ничего себе, но вовремя сообразил, что получится не слишком уместный комплимент — от мужчины мужчине.
— …При этом подразумевалось, конечно, что у меня очаровательная жена и отличная карьера. Кроме того, я живу в столице и отнюдь не ощущаю себя сторонним наблюдателем. А ведь это важно… Для меня это очень важно. В детстве я был замкнут. Мне все время представлялось, будто все посвящены в некую великую тайну, которую от меня скрывают. У остальных, казалось, есть в жизни какая-то особая цель. Эта убежденность возрастала каждый раз, когда я переходил из одной школы в другую… Отец тогда часто менял работу, мы все время переезжали с места на место, и я снова оказывался в положении новичка. Каждый год я должен был постигать очередной свод условностей. И, только окончив школу, я начал познавать секреты того, как завоевывать друзей и оказывать влияние на других.
— Цитата из Карнеги? — усмехнулся Гордеев.
— Да. Но, даже став докой в этом деле, я все же понимал: у меня это умение — приобретенное, а у других оно — врожденное.
— Так вам впору гордиться собой, — заметил адвокат.
— Не получается, — честно признался художник. — Мне удавалось обмануть окружающих, но я не переставал бояться, что когда-нибудь буду разоблачен как обманщик и самозванец. Именно так я и чувствую себя сейчас. Даже теперь, когда можно бы побахвалиться своими достижениями, не выходит…
Между тем какая-то женщина, похожая на некую знаменитость, пройдя через зал, помахала рукой в их направлении. Артемьев помахал в ответ. Его улыбка стала кислой, едва женщина скрылась из виду.
— Обратите внимание, — сказал он, — силиконовая имплантация.
— Вот как? — удивился Гордеев. — А мне она показалась довольно плоской.
— Да не сиськи, — объяснил художник, — щеки. Это же… — И тут он назвал, видимо, достаточно известную в их кругу фамилию. — Разве вы не узнали? Она сделала эту дурацкую силиконовую вставку, чтобы казалось, будто у нее есть скулы. А все потому, что один мой знакомый скульптор, которому она позировала, брякнул ей, что у нее недостаточно фактурный профиль.
— Совсем люди с ума посходили, — резюмировал Гордеев.
— Да уж, — вздохнул художник.
Тут в зале наступило некоторое оживление. Оказалось, что Бомба, вдохновленный новой идеей, договорился с диск-жокеем и временно занял его место. Он остановил уже запущенную было пластинку и завыл дурным голосом:
Гордеев вздохнул и посмотрел на Артемьева.
