— Саня, привет!
Владимир Михайлович приподнялся со стула и пожал Турецкому руку.
— Поешь со мной?
— Нет, Володь, я сыт.
— Ну смотри. Тебя не смутит, если я во время разговора буду есть? Я сегодня не завтракал, так что…
— Что за церемонии, Володь? — сказал Турецкий, усаживаясь. — Когда это меня смущало?
— Ну отлично!
Яковлев подцепил с тарелки кусок бифштекса и отправил его в рот.
— В общем, дело такое, — начал он, усердно работая челюстями. — Я направил пару толковых ребят в ГИЦ, но они не нашли там никого похожего на твою Марину Соловьеву. Зеро. Пусто. Никакого следа.
— Это все? — осведомился Александр Борисович, прищуривая глаза.
Яковлев тряхнул головой:
— Нет. Ты говорил, что видел ее в толпе проституток на трассе, так?
— Да. Я тебе даже точные координаты указал.
— Да-да, помню. Так вот, вчера вечером одну из проституток убили недалеко от этой точки. Сначала задушили, потом расчленили.
Сигарета застыла в руке у Турецкого.
— И это не в первый раз, — продолжил Владимир Михайлович, уминая бифштекс. — Три месяца назад еще одна из проституток была убита. И таким же точно образом. Задушили, расчленили, разбросали. Тело в одном месте, голову — в другом, руки — в третьем. Искали части тела с собакой.
Александр Борисович сидел мрачнее тучи.
— С сутенершей уже беседовали?
— Конечно. И в прошлый раз, и в этот. Но информации никакой. «Ничего не видела, ничего не знаю, я честная женщина, и оставьте меня в покое». Примерно так.
— Гм… — Турецкий наконец закурил и задумчиво скосил глаза на пылающий кончик сигареты. — Так-так. За Плотниковым кто-нибудь следил?
Начальник МУРа покачал головой:
— Нет. Не смогли «изыскать ресурсов».
— Черт знает что такое, — проворчал Александр Борисович.
— Ну, ты же знаешь, какая напряженка у нас с людьми. Парни из оперативного с ним уже встречались. Плотников утверждает, что провел весь день на даче с семьей.
— Семья подтверждает?
Яковлев хмыкнул.
— А куда ж она денется. После того как Плотникова выпустили из СИЗО, у них в семье мир и покой. Супруга с него пылинки сдувает, а он с нее. Идеальная семья.
— Ясно.
Турецкий задумался. Лицо у него было недовольным, почти злым. «Не хотел бы я быть его врагом, — подумал Яковлев, искоса поглядывая на друга. — Особенно когда у него такое лицо».
Сигарета медленно тлела в пальцах Турецкого, но он, казалось, забыл про ее существование.
Владимир Михайлович доел бифштекс, вытер рот салфеткой и спросил:
— Что думаешь делать?
Турецкий ответил не сразу. Он пристально посмотрел на Яковлева, прищурил слегка опухшие веки и ответил сухим, скрежещущим голосом:
