Смешавшись, он продолжает лежать.
Она неподвижно ждет, устремив на него пристальный взгляд, отягощенный грузом жизни без будущего.
Не в силах выдержать ее взгляд, он уступает: встает, приближается к ней, губами касается ее губ.
Она ощущает вкус его поцелуя, определяет всю меру его холодности и говорит: — Ты плохой!
Затем отворачивается к своей сумке, лежащей на ночном столике. Вынимает из нее маленькую пепельницу и показывает: — Узнаешь?
Он берет пепельницу и разглядывает.
— Узнаешь? — строго повторяет она. Он не знает, что и ответить.
— Прочти надпись!
Это название пражского бара. Но оно ничего не говорит ему, и он молчит. Она наблюдает его растерянность, внимательно, недоверчиво, все более и более враждебно.
Он чувствует себя неловко под этим взглядом, и тут же, мгновенно, перед глазами мелькает образ окна, горшок с цветами и зажженная лампа на подоконнике. Но образ сразу исчезает, и перед ним вновь враждебные глаза.
Она все поняла: дело не только в том, что он забыл их встречу в баре, истина пострашней: он не знает, кто она! он не знает ее! в самолете он не знал, с кем говорил. И тут вдруг ее осеняет: он ни разу не назвал ее по имени!
— Ты даже не знаешь, кто я!
— Как это? — говорит он с отчаянной неловкостью.
Она говорит ему голосом следователя: — Тогда назови мое имя! Он молчит.
— Как меня зовут? Скажи мне мое имя!
— Какой прок в этих именах!
— Ты ни разу не назвал меня по имени! Ты меня не знаешь!
— Как это?
— Где мы познакомились? Кто я?
Он пытается ее успокоить, берет за руку, но она отталкивает его.
— Ты не знаешь, кто я! Ты подцепил незнакомку! Ты занимался любовью с незнакомкой, которая предложила себя тебе! Ты воспользовался недоразумением! Ты обладал мною как шлюхой! Для тебя я была шлюхой, незнакомой шлюхой!
Она бросается на кровать и плачет.
Он замечает три пустые, брошенные на пол бутылочки из-под алкоголя: — Ты слишком много выпила. Глупо было столько пить!
Она не слушает его. Лежит плашмя на животе, тело сотрясается в судорогах, в голове лишь ее грядущее одиночество.
Затем, словно сраженная усталостью, она перестает плакать, переворачивается на спину, не осознавая, что ноги ее небрежно раздвинуты.
Йозеф стоит в изножье кровати; он смотрит на ее лоно, словно смотрит в пустоту, и внезапно видит кирпичный дом с пихтой. Смотрит на часы. В гостинице он может оставаться еще полчаса. Надо одеться и найти способ заставить одеться и ее.
