Сначала об этой связи. На что уж в качестве извечных, незыблемых постулатов воспринимаются постулаты, гениально сформулированные в Ветхом Завете: не убий, не укради, чти отца своего и иные. Но, во-первых, вспомним, что заветы эти в свое время были восприняты как крутое диссидентство, как нарушение исконных нравственных норм (сравним прежнее: «Око за око» — и новое: «Если ударили тебя по одной щеке, подставь другую»).. Во-вторых, вспомним, что совсем недавно, еще в прошлом веке у некоторых северных народов счастливым считался тот отец, у которого был сын, способный лишить его жизни. Да только ли на Ледовитом океане? И в Японии не столь уж давно были счастливы те родители, которых сын мог сбросить в пропасть, лишить дыхания, либо другим способом отправить в почитаемую страну предков. Как же так: общечеловеческие «чти отца своего», «не убий» и тут же, вернее, много позже этого…
Так вот: не человек для субботы, а суббота для человека, как справедливо утверждали древнееврейские мыслители, не человек для морали, а мораль для человека, для выживания его рода. И поскольку условия выживания в разных странах в разные времена отличались разительно, то полярно противоположный лик, случалось, являла и категория нравственности. Вернемся же к эскимосам и японцам недавно прошедших времен: в условиях жесточайшего голода род, племя могли выжить и продлить свое существование только за счет распределения оставшихся крох пищи и жира между молодыми и сильными. Так что же: оставлять брошенных в голоде и холоде стариков на долгую и мучительную смерть, либо же мгновенно избавить их от страдания? Что в этих экстремальных обычаях, типичных для жизни народности, морально, что аморально? А ведь из условий бытия вытекают и представления о сыновьем долге, прямо противоположные христианским заповедям. Еще пример: самоубийство — тяжкий грех, самоубийц по христианским канонам даже нельзя хоронить на общих кладбищах. Но вот повесть Ч. Айтматова «Пегий пес, бегущий краем моря»: нивхи-рыбаки, унесенные на лодке в море, один за другим уходят за борт, в физическое небытие, чтобы сохранить остаток воды для поддержания жизни единственного ребенка, оказавшегося с ними. Чтобы не прервалась нить родовой жизни, которая тянется из безмерной глубины прошедших тысячелетий и не должна пресечься. Как относиться к таким самоубийцам, как относиться к нашим воинам, положившим живот за други своя?..
Такова была прелюдия к россыпи совершенно несхожих фактов, которые сейчас воспоследуют.
