И это решило мою судьбу, хотя Дарья была, повторяю, старше всех других претенденток, хотя у нее была — в отличие от других — дочка, хотя мастертехнолог на аккумуляторном заводе она была, что называется, из иного круга, хотя у нее не было своего жилья, а мы с сыном жили в однокомнатной квартире. Зато у нее было понятие о том, что я — человек со своими делами и обязанностями, которому надо помочь. Да, эта «малость» плюс душевное угнетение от того зла, которое я творил вопреки своей натуре, решило нашу судьбу.
Никакого особого объяснения у нас не было. Когда очередной раз они с дочкой приехали к нам, чтобы всем вместе и с моим сыном ехать на выходные дни на скалы, и Дарья разложила в кухне свою выпечку, я спросил у ее дочки:
— Светочка, пойдешь ко мне в дочки? — Пойду, — ответила она, потупясь и жуя пирожок. — А вы меня возьмете в сынки, Дарья Антоновна? — спросил ее мой сын. — А ты и так уже давно мой сынок, — мимоходом, между делами сказала она, подталкивая ему через стол по-особому, как шестеренка, нарезанное яблоко. — В общем, засиделись мы, поторапливайтесь, электричка ждать не будет.
Назавтра они перевезли к нам пестрое свое женское барахлишко, и послезавтра мы отправились в ближайшую школу записывать в шестой класс Светлану, что было непросто без штампа о прописке. Но мы этого добились.
И Светочка спросила меня: — Дядя Егор, а почему Димка называет вас папа и на ты, а мама говорит, что мне нельзя? — Почему нельзя? — возразил я, Только так и можно.
Так я обрел не только жену, но и дочку. И потекла наша жизнь как в Ноевом ковчеге: двое взрослых в одной постели, подросток-сын на кровати в другом углу и дочка с ушами-звукоуловителями на раздвижном кресле между ними.
И Боже ж ты мой праведный, сколько проблем — бытовых и бытийных — сразу возникло, и все их надо было решать! Иные из них не могли не насмешить: вот Светочка заспорила с названным братом о том, что стульчак в уборной надо держать опущенным, потому что женщинам так удобней, на что Дима резонно отвечал, что в поднятом состоянии он удобнее для мужчин, и многое-многое притиралось, шлифовалось и утрясалось.
Весело мы жили. Как-то Дарья, не щадя себя, приволокла арбуз величиной с земной шар и весом в двенадцать килограммов. Одним махом мы сладили с ним за ужином и на двери туалета прикололи бумагу и карандаш, чтобы каждый, кто ночью встанет, расписывался. Каково же было возмущение Светочки, которая спала всю ночь, как сурок, когда утром она обнаружила на бумаге четыре свои росписи! — Это Димка подделал, это Димка! — шумела она. — Сам чуть в постель не напрудил, а на меня свалил!
