Удивительно все-таки, как странно действуют на ее ноги поцелуи Чарли!
– Чарли! – Она озабоченно посмотрела в лицо своему рыцарю. – Чарли, я задела вашу раненую руку?
Сначала он утвердительно кивнул. Затем так же коротко и энергично отрицательно качнул головой из стороны в сторону. При этом он был похож на боксера, пропустившего сильный удар, после которого трудно не только осмысленно ответить на простейший вопрос, но и просто до-тащиться до своего угла, чтобы рухнуть на табурет, приставленный к канатам.
– Простите, я не хотела, – прошептала Одри, нежно проводя кончиками пальцев по его раненой руке.
Чарли разлепил наконец глаза, которые прикрыл еще в ту секунду, когда наклонялся, чтобы припасть к губам Одри, повел ими по сторонам и выдохнул сквозь стиснутые зубы:
– Айви. И Лестер.
Одри не сразу поняла, что он хочет этим сказать. Она и думать позабыла про свою тетушку, самозабвенно целуясь у нее под самым носом. Впрочем, в объятиях такого мужчины, как Чарли, можно забыть не только про тетушку, но и обо всем на свете.
Одри с улыбкой обернулась. Они стояли и смотрели на нее – все трое: и Айви, и Лестер, и Фермин Смолл. При этом только лицо шерифа выражало осуждение. Остальные зрители явно сочувствовали им.
Одри отняла руки от шеи Чарли, отступила на шаг и услышала за своей спиной тяжелый вздох. Это ее рыцарь таким образом выражал свое отношение к прервавшемуся поцелую.
Одри же поправила растрепавшиеся волосы – просто удивительно, как быстро они приходят в беспорядок, когда девушка целуется с мужчиной! – и, приняв строгий вид, заговорила.
– Печально, когда люди начинают подсматривать за тем, что делают другие.
На самом деле Одри была очень смущена, и эта речь просто должна была скрыть ее состояние.
– Посмотрите хоть на этого вот человека! – Она драматическим жестом указала на шерифа. – Он стоит здесь и пялит глаза, хотя ему давно уже пора быть в другом месте. Ну что вы стоите здесь, Фермин Смолл? Идите отсюда, и поскорей. Вы в очередной раз показали себя. Теперь понятно, что вы не просто идиот. Нет, вы – опасный для окружающих идиот. Проваливайте, пока я не передумала и отпускаю вас. Смотрите, в следующий раз я уже не буду такой мягкосердечной. Я просто пристрелю вас – во имя человеколюбия, конечно. Чтобы другие от вас не страдали, да и чтобы вам самому не мучиться.
Фермин выкатил глаза и молча разевал рот, словно выброшенная на берег рыбина. Затем он сумел собрать свою волю в кулак и сказал жестяным голосом, явно кого-то копируя:
