Маша вздохнула: хитрец, знает, что не пронять ее комплиментами, а все равно льстит.
– Поедешь? – улыбнулся Коробченко.
– Уехала уже!
– Никого не принимает! – отрезала секретарша ректора. – Весь день милиция была. Теперь – все, даже дверь запер.
– Понятно, – сказала Рокотова и вытащила мобильник. – Виктор Николаевич! День добрый. Знаю-знаю. Под дверью вашей сижу. Да, хотелось бы…
В замочной скважине щелкнул ключ. Садовский впустил Рокотову и тут же снова запер дверь.
Секретарша только покачала головой: запах коньяка, выплывший из начальственного кабинета, мгновенно распространился по приемной.
– Будешь? – спросил ректор, взяв со стола пузатую бутылку.
– Давайте, – обреченно кивнула Рокотова.
Садовский достал из стенного шкафа простую стеклянную рюмку и протер ее концом выцветшей портьеры. Налил коньяк до краев.
Маша аккуратно приняла рюмку, чтобы не пролить, слегка поморщилась: коньяк был плохой, с резким медицинским запахом.
– Черт бы побрал все на свете! – выдохнул ректор и одним махом опрокинул в рот рюмку. Рокотова пригубила. Закусывать было нечем. Садовский занюхал рукавом, Маша – ладонью.
– Слыхала, что творится?
– Слышала. И что?
– Как – что!? Все! Конец это…
– Вам-то каким боком?
– Так мой недострой, будь он неладен! Мои сотрудники. В прокуратуру завтра вызывают.
Садовский снова наполнил свою рюмку, Маша свою отодвинула.
– Виктор Николаевич, жмите на то, что вам этот недострой против воли навесили. Средств на охрану бюджет не дает. Пусть бы город забирал и делал, что хотел.
– Какая ты! – возмутился ректор. – Это ж бешеные деньги. Если достроить, сколько можно…
Маша не дослушала.
– Сколько лет, как строительство встало?
– Десять, – буркнул Садовский.
– Сколько?
– Ну, пятнадцать!
– А без консервации год-два – и можно не браться достраивать. Там уж валится все. Счастье, что не убило никого до сих пор.
– Типун тебе на язык! – взвился ректор.
Маша сама поняла, что брякнула глупость, и глотнула противного коньяку. Задохнулась, закашлялась…
– Это все против меня! Меня свалить хотят, – проговорил Садовский, упал в кожаное кресло и закрыл лицо ладонями.
Рокотова пожалела, что зашла, не хватало ей еще пьяной истерики.
– Виктор Николаевич, – осторожно начала она. – Скорее всего, вас это совершено не касается. Наверняка не касается. Это же явно дело рук маньяка. Место глухое, очень, в определенном смысле, подходящее.
– Обе женщины – мои сотрудницы.
– Совпадение! Здесь больше никто не ходит, только сотрудники да студенты. Здание на отшибе, а жителям из поселка ближе на другую остановку ходить.
