Феномен активации положительных электродов при добавлении кобальта был открыт в СССР еще в
1949 году. Но, во-первых, кобальт — достаточно дорогая присадка, а во-вторых, использование кобальтовых электродов резко снижало надежность источников питания: выигрыш 50% мощности начисто съедался эффектом шунтирования электродов, который приводил к короткому замыканию, механизм которого был неясен. В итоге проделанной теоретической и практической работы удалось обосновать и доказать в эксперименте использование других, дешевых и эффективных, присадок к электродам.
Полученные результаты были признаны специалистами первым качественным прорывом на данном направлении, и с начала 90-х годов я получил целый ряд заманчивых предложений работы за рубежом, в частности, от фирмы “Боинг”. Учитывая, что с 1994 года заказчик (Минобороны) фактически прекратило финансирование моих работ, эти предложения, казалось, были как нельзя кстати. Но уехать из России означало не только нанести ущерб своей Родине — это привело бы к распаду той исследовательской группы, которая сложилась при изучении данной проблемы. Тогда предложения видоизменились. Мне стали предлагать наличные деньги в валюте за предоставление ноу-хау. Когда и эти предложения были отвергнуты, началось давление: угрозы, демонстративная слежка, взлом квартиры, попытки дискредитации, — причем все это сопровождалось настойчивыми предложениями со стороны официальных представителей силовых ведомств, куда я обращался с просьбой принять меры по пресечению этого давления, “встретиться с людьми, которые могут решить все проблемы”. Так я столкнулся с хорошо налаженной системой рэкета интеллектуальной собственности в нашем постсоветском обществе. В эту систему встроены и криминальные структуры, и работники отечественных спецслужб, и воротилы “теневой экономики”: чаще всего они совмещены в одних и тех же лицах. Их я очень хорошо понимаю: самая нижняя, демпинговая цена одной только моей разработки на международном “черном рынке” технологий составляет не менее двух миллионов долларов. А в моем родном городе я — не единственный ученый, у которого пока не востребован Отечеством интеллектуальный капитал. Рэкетирам есть прямая выгода не только предложить ученому, но даже “честно” отдать ему сотню-другую тысяч, или вообще потратить эти деньги на спецмероприятия.
Дело закончилось тем, что один из моих сотрудников помог заинтересованным лицам в декабре 1995 года выкрасть необходимую им документацию, после чего у меня, спортсмена и человека никогда ничем не болевшего, начались странные проблемы со здоровьем. Друзья-медики, проанализировав симптомы болезни и обстоятельства их возникновения, пришли к выводу, что мне были подмешаны в пищу некие биологически активные вещества (проферменты), медленно, но верно разрушающие соединительную ткань. Это ведет к развитию прежде всего изменений кровеносных сосудов и печени, завершающихся циррозом, инсультом или инфарктом. Пока я жив, я еще могу оспорить патент по результатам моих работ, подготовка которого с начала 1996 года ведется в США. Как говорится, есть человек — есть проблема; нет человека — нет проблемы. Но мой рассказ — не столько акт индивидуального отчаяния, сколько попытка ученого найти выход из типичной для сегодняшней России ситуации.
